"Look Me In The Eye" Глава 8, часть 1

[amhran-na-habhann]

Глава 8
Собаки меня боятся

Любой ребенок вам скажет, что самый добрый и терпеливый пес начнет кусаться, если слишком долго дергать его за уши и тянуть за хвост. У синдрома Аспергера есть темная сторона, и причина ее в том, что в детстве люди поступают с нами не так, как они хотели бы, чтобы поступали с ними. Чем старшее я становился, тем больше казалось, что меня очень мало кто любит. Разве что Мишка. И бабушка с дедушкой с отцовской стороны. Каждое лето я гостил у них в Джорджии. Они жили в Лоренсвилле, небольшом городке в часе езды от Атланты.
В мое тринадцатое лето они встретили меня в аэропорту, как и всегда. Сойдя с самолета, я сразу же увидел бабушку Кэролин. Она подбежала и стиснула меня в объятиях. Я стал вырываться. Я уже не маленький, чтобы вот так меня тискать.
– О-ой, Джон Элдер! Смотри-ка, как ты вырос! Какой красавец!
Я продолжал попытки освободиться, но мне было приятно, что они всегда так гордятся мной и радуются моему приезду. Только они и были мне рады.
– Твой дядя Боб приедет на выходные. Он сказал, что учит тебя водить! Батюшки мои, мой мальчик водит машину!
Мы спустились в зал получения багажа, а после направились туда, где стоял «Кадиллак» моего деда – возле тротуара, где стоянка была запрещена. Я забрался на сиденье, направил кондиционер себе в лицо, и мы выехали из аэропорта.
Было здорово вернуться в Джорджию.
В те выходные дядя Боб и я взяли новую машину моей бабушки. Это был двухдверный «Бьюик Электра 225» бордового цвета. Немного нервничая, я сдвинул водительское сиденье вперед, чтобы дотянуться до педалей. Я управлялся с фермерской техникой с двенадцати лет, но теперь мне предстояло вести автомобиль. По дороге.
– Если умеешь водить трактор, справишься и с «Бьюиком».
Ему легко было говорить. В конце концов, машина бабушкина, а не его. И какой бы она ни казалась большой, она была намного меньше дедушкиного трактора.
– Ей куда легче управлять, чем трактором. У нее коробка-автомат и гидроусилитель руля.
Я сотню раз ездил по дорогам на большом тракторе, когда косил, или убирал сено, или делал другую работу. Это был красный «Мэсси Фергюсон». Когда дед просил прикупить ему удобрений и патронов для дробовика, я даже ездил на тракторе в город. Иногда я ездил в «Баскин Роббинс» за мороженым. Я парковался на стоянке рядом с машинами и шел в кафе. А потом выжимал из трактора всю мощь, чтобы успеть домой, пока мороженое не растаяло.
Тракторов я не боялся, не так уж быстро они ездили. Автомобиль – совсем другое дело. Я завел мотор и осторожно надавил на педаль газа. «Бьюик» рванулся вперед, и я тут же ударил по тормозам. Машина встала, взрыв белый песок, которым была посыпана дорожка перед домом. Хорошо, что нас никто не видел.
– Полегче, полегче, – сказал дядя.
С большой осторожностью я отпустил тормоз. Машина покатилась. Так же мягко я снова нажал на педаль. Колеса замерли. Дядя был прав. Машиной легко было управлять. И она была очень мощной.
До края въездной дорожки мы добрались без происшествий. Я остановился там, где из леса выходила грунтовая дорога и пересекала трассу 27. В этом месте я обычно разворачивал сенокосилку. Асфальт блестел от жары, время от времени мимо проносились автомобили. Я поглядел на другую сторону дороги, где виднелся пруд Мэтьюс – в нем я выловил большеротого окуня, которого дед выпотрошил и приготовил на обед.
– Все в порядке. Посмотри по сторонам и выезжай на дорогу, – подбодрил меня Боб с пассажирского сиденья.
Мы выехали на трассу. Я лишь чуть-чуть прибавил газу, а стрелка спидометра уже метнулась к цифре «40».
– У нее двигатель четыреста пятьдесят пять кубов и четырехкамерный карбюратор. Мчится только так, – сказал Боб.
Дед всегда покупал самое лучшее. Я тронул тормоза, чтобы убедиться, что смогу с ними справиться, и шины слабо взвизгнули. Мы направлялись к дому моей прабабушки, до него было еще около мили. Мы с дядей называли ее «бабуля». Она была древней маленькой старушкой и уже никуда не выходила. Когда я был маленьким, то думал, что она участвовала в Гражданской войне. Это, конечно, было не так, но родилась она почти сразу после той войны. Жила она в кирпичном домике, в паре миль от моих бабушки и дедушки. В серванте у нее лежали шарики из алюминиевой фольги, и она угощала нас гуляшом и жареными стручками окры.
Бабуля никогда не видела меня даже на тракторе и поразилась, что я умею водить.
– Джон Элдер, ты смотри-ка! Такой большой вырос! И машину водишь!
«Надо же», – подумал я. – «Она в таком же восторге, как бабушка. Даже говорит теми же словами!» По ее лицу это было не так заметно, поскольку она была очень стара. Я был доволен и горд, но старался не показывать этого, потому что к тому времени знал, что «настоящие мужики» не проявляют эмоции по таким поводам.
Она засуетилась на кухне, доставая угощения. Когда я гостил у родственников на юге, я никогда не оставался голодным. Бабушка покупала мне мороженое ведрами.
– Скоро совсем взрослым будешь, со своей машиной! Ты знал, что у моего папы был первый автомобиль в Чикамоге? Он доставил его поездом из Чаттануги.
Я шевельнул ушами. Столько машин вокруг, а у моего прапрадеда была первая машина в городе. Конечно, Чикамога поменьше Лоренсвилля, но все-таки… Ух. Я был впечатлен. Оказывается, у меня была настоящая автомобильная родословная.
Бабуля стояла в дверях, чтобы посмотреть, как я отъезжаю. Пятясь, я отъехал от дома, вывернул руль, выровнял машину и приготовился выехать на дорогу. Я двинулся вперед, но возникла проблема. Я запутался. Слишком много было всего. Педаль тормоза. Педаль газа. Руль. Рычаг скоростей.
Я не смог справиться с последовательностью действий, и «Бьюик» оказался в канаве, попутно опрокинув почтовый ящик. В Джорджии вдоль дороги всегда проходила канава.
Дядя, стоявший снаружи и гордо смотревший, как я выруливаю самостоятельно, резво отскочил назад, чтобы не попасть под колеса.
– Черт тебя дери, Джон Элдер! Ты помял машину! И сбил ящик!
– Ой-ой-ой, Джон Элдер! – воскликнула бабуля.
Дядя подбежал к машине и поставил ее на ручник. Я выбрался.
Боб сел на место водителя и вывел «Бьюик» из канавы. Мы осмотрели его. Царапин на хроме вроде не было. Почтовый ящик тоже не сильно пострадал, только столбик немного погнулся в том месте, где его выдернуло из земли. Я попробовал поставить его обратно, но дырка была слишком большой, и ящик не держался. Казалось, он совсем сломан. Меня вдруг охватила паника.
– Спокойно, – сказал Боб. – Мы съездим за ямокопателем и все поправим.
Боб отвез нас обратно. За домом у бабушки с дедушкой стоял сарай, забитый коробками с болтами и гайками, старыми инструментами, газонокосилками и всяким безымянным хламом. Данди – мой прадед – собрал здесь самые разные сельскохозяйственные принадлежности.
Дядя Боб вытащил на свет инструмент с двумя длинными ручками, торчащими из стального ковша.
Я был в восхищении. Я и не знал, что у нас есть ямокопатель. Он напоминал металлическую двухстворчатую раковину с длинными ручками. Этим инструментом можно было не только рыть ямы на поле – ему можно было найти множество применений.
Я отнес его в машину. За руль сел дядя. Я не возражал – одной поездки с меня пока хватит.
– Я сам выкопаю яму, – сказал я. Мне не терпелось испробовать инструмент в деле.
– Лучше я, Джон Элдер. Нам нужно успеть, пока мама не вернулась и не увидела, что мы натворили с ее машиной, – дядя называл мою бабушку мамой. Я звал ее Кэролин.
Боб вогнал инструмент в грунт и вынул порцию земли. Минуты через две у него уже была яма глубиной пару футов. Мы заново установили почтовый ящик и утрамбовали землю вокруг столбика.
Когда мы вернулись, я вытащил ямокопатель из багажника, зашел за сарай и вонзил его в землю, как делал дядя Боб. Это оказалось не так-то просто!
Спустя два дня я вырыл дыру такой глубины, насколько хватало ручек. Я копал, сколько мог. С этими ямами можно было придумать что угодно.
Можно залезть туда с пулеметом, и это будет окоп.
Можно закрыть яму бумагой, присыпать землей, и получится ловушка.
Можно посадить туда собаку и держать ее как в клетке.
Остаток лета я только и делал, что копал ямы. Я хотел забрать инструмент домой, но дед с бабушкой сказали, что он им нужен.
Как только я вернулся в Массачусетс, я спустился в наш подвал, чтобы посмотреть, какие инструменты есть у отца. Оказалось, ямокопатель у него тоже был.
Я вышел во двор и принялся за дело. Не успел я выкопать яму себе по колено, как наткнулся на камень. Я сдвинулся на пару футов в сторону, но и там было то же самое. Довольно скоро двор заполнился ямами с каменным дном.
В Джорджии мне не попадался камень. Это была еще одна причина, почему там мне нравилось больше.
Сбоку от нашего дома лежала большая куча крупных древесных опилок. Отец купил их целый грузовик и собирался рассыпать по двору, чтобы тот выглядел чище. Но он так ничего и не сделал, поэтому куча осталась на месте и гнила там, где ее выгрузили. Я решил, что в ней копать яму будет удобнее. В древесной трухе не должно быть камней.
Конечно, опилки рыть было легко. До камня я дошел только тогда, когда яма была не меньше пяти футов в глубину. Мне хотелось испытать ее на деле.
– Прохвост, иди сюда! Будем испытывать яму, – крикнул я в окно. Он сидел в своей комнате, обернув голову фольгой, и разглядывал фотографии в журнале “People”. Прохвост часто соглашался на мои эксперименты – обычно он от них не страдал, а иногда ему даже было весело.
Прохвост поморгал, выходя из дома на свет. Он всегда сидел в темноте, если я не выманивал его на улицу. Я подозвал его к себе, выбрав для начала яму поменьше. Я не хотел, чтобы он что-то заподозрил.
– Я хочу проверить, легко ли выбраться из этих ям. Ложись на землю, а я тебя спущу. Посмотрим, как быстро ты выберешься.
– Ладно, – сказал он.
Я взял его за ноги и опустил в яму вниз головой. Он перекинул ноги на сторону и мигом выбрался.
– Легко!
Конечно, легко. Поэтому я с нее и начал. Но я ничего не сказал.
– Попробуем теперь вот эту.
Мы подошли к яме в куче опилок. Я снова взял его за ноги и опустил вниз. Яма была глубже его роста, и он полностью исчез из виду. Он вертелся и дрыгал ногами, но добился лишь того, что опилки посыпались ему на голову. Он застрял там надолго.
Я был доволен. Отличная яма для крупной добычи. Я пошел в дом минут на десять-пятнадцать, чтобы перекусить. Когда я вернулся, Прохвоста нигде не было видно. Я ожидал, что он вылезет за это время, но он все еще сидел в яме. Я попинал опилки с краев, чтобы посмотреть, не заставит ли это его появиться. Он только заорал. Я вытащил его, пока соседи не услышали.
Когда он вылез, то был весьма зол, несмотря на то, что я только что его спас.
– Ты засунул меня в яму! – кричал он. Лицо его было почти багровым, он размахивал руками, подпрыгивал и вопил. Я с интересом наблюдал за ним, держась на безопасном расстоянии. Возможно, он был красным от злости. А возможно, от того, что пятнадцать минут провел вниз головой.
– Конечно, я засунул тебя в яму, Прохвост. Для этого мы сюда и пришли. Испытывать ямы.
С минуту он озадаченно смотрел на меня, размышляя над этим очевидным фактом.
– Я думал, ты ловчее окажешься. А ты застрял. Наверное, ты недоразвитый какой-то.
Для него это оказалось последней каплей.
– Я не недоразвитый! – брат кинулся лупить меня своими кулачонками. Я попытался спихнуть его обратно в яму, но он убежал и начал бросаться в меня камнями и ветками. Я ушел в дом и запер дверь. Впустил я его, когда он уже успокоился.
На следующий день я закрыл дырки поменьше коричневыми бумажными пакетами, а сверху набросал земли. Я ежедневно проверял, не попалась ли туда какая-нибудь живность. Я посоветовал Прохвосту заманить в большую яму кого-нибудь из его друзей, но успеха в этом мы не добились.
Прошло лето, а ямы так и стояли пустыми. Прохвост развлекался тем, что опускал и доставал из них свои игрушечные машинки, но от большой он держался подальше. Приближался Хэллоуин, и у меня возникла идея. В то время пиротехническая смесь продавалась за несколько центов – ее можно было купить в лавках театральных принадлежностей. Я решил заложить смесь в ямы и провести от них провода, а детонатор установить в своей комнате. Когда дети придут просить конфеты, я устрою для них кино про войну, где они сыграют главные роли. Только понадобится больше ям. Пора было подключить Прохвоста к работе.
В день Хэллоуина все было готово.
Прохвост стоял в дверях, изображая милого ребенка с невинной улыбкой. Он обожал работать приманкой. Любители конфет направлялись по дорожке к дому и проходили мимо моих ям. От каждой из них тянулись провода, идущие в мою комнату, откуда я наблюдал за представлением. Когда дети подходили ближе, я замыкал провода и детонировал порох в одной из ям. Раздавался адский грохот, сверкала вспышка, вверх вздымался огненный шар, и комья земли летели по сторонам. Дети с криками разбегались.
В тот Хэллоуин мы сэкономили кучу конфет. Мало кто отваживался придти к нам во второй раз. На следующий день все конфеты съели мы сами.
С возрастом мои розыгрыши становились все более изощренными. Когда мне было четырнадцать, школьный психолог сказал: «Джон, некоторые твои шутки опасны. В них есть нездоровые наклонности. Это говорит о глубоких эмоциональных проблемах.» Некоторые мои розыгрыши действительно были довольно жестоки. Обида от того, как другие дети обходились со мной всю мою жизнь, превращалась в злость. Если бы не электроника и музыка, я бы, скорее всего, плохо закончил свою жизнь. Примерно в то же время я осуществил розыгрыш, который превзошел все остальные.