"Look Me In The Eye" Глава 21, часть 2

[amhran-na-habhann]

Мне требовалась помощь, и я снова позвонил Бобу. Он предложил встретиться и все обсудить. Мы договорились, что увидимся через несколько часов.
К назначенному времени я уже был на месте и расхаживал из стороны в сторону, поглядывая на часы. Я гнал машину, чтобы успеть вовремя – Боб же, кажется, не спешил.
Я зашагал быстрее. Мне казалось, будто тяжесть всего мира лежала на моих плечах. Мобильных телефонов тогда еще не было, и оставалось только ждать.
Во мне начинало кипеть раздражение. Когда приходилось ждать перед совещаниями с руководством, я мог хотя бы зайти в бар, что-нибудь выпить или перекусить. Но мы с Бобом назначили встречу у пристани, и кроме парковки вокруг не было ничего. Я проработал в нормальной компании чуть больше года, но уже начал вникать в тонкости корпоративной жизни. И она оказалась не такой, как я предполагал.
Наконец, я увидел Боба. По крайней мере, подумал, что это он.
Точнее сказать было сложно – катер шел в миле отсюда, хотя приближался довольно быстро. Через пару мгновений я убедился, что это действительно «Морской луч» Боба, а вскоре разглядел и его самого. Я пробежал по причалу и прыгнул в катер, как только он пристал.
– Извини, опоздал, – сказал Боб, протягивая мне бутылку пива. – Нужно было заправиться. А потом в пиццерии оказалась очередь.
Он отчалил от дока, развернул катер и направился вниз по реке. Я взял кусок пиццы и стал есть, глядя на волны, разбегавшиеся за кормой. Боб вел катер, а я размышлял над будущим “Microvision”. Сто двадцать рабочих в цеху собирали консоли без отдыха. И пока мы не найдем ответ, шесть из десяти игр будут отправляться на помойку. Но здесь, на реке, коробки бракованных консолей не мозолили глаза. Стоял погожий осенний день. Листья только-только начали желтеть. Отличное место, чтобы поразмыслить над бедами нашей компании.
– Так что ты об этом думаешь? – спросил я Боба.
– Пиво в холодильнике, – откликнулся он. Боб работал над еще одной игрушкой под названием «Биг Трак». Это был программируемый танк, который ездил по полу и издавал разные звуки. Мы в нашем отделе постоянно искали способы расширить его скромные возможности.
– Знаешь, Боб, я тут подумал. Мы могли бы приделать к танку электрошокер, чтобы он жалил в лодыжку. Тогда он сможет постоять за себя. Вот будет сюрприз для какого-нибудь пацана, который решит его пнуть.
Боб улыбнулся – он представил, как какое-нибудь девятилетнее чудовище, решившее стукнуть танк молотком, хлопнется на пол, получив удар током.
Наша идея опережала время. С тех пор прошло больше двадцати пяти лет, но и сейчас, когда я пишу эту историю, игрушки по-прежнему не могут постоять за себя. И дети уничтожают их, к большому огорчению разработчиков. Но мы с Бобом предусмотрели это еще тогда.
Впрочем, на следующем совещании руководство отклонило наши идеи по усовершенствованию танка.
Будучи «молодыми администраторами», мы успели заметить, что высокое начальство решает самые важные вопросы на поле для гольфа. Мелкие совещания проводились в конференц-зале. Более значимые – в зале совета директоров. Но самые важные – те, что длились целый день, а то и несколько дней – проходили в загородном гольф-клубе. Нас с Бобом еще не допускали в это святилище, но мы были намерены туда попасть. И следовали примеру наших руководителей, решая сложные проблемы нашей компании на природе.
– Может быть, дело в самой конструкции микросхемы? – спросил Боб. Мы уже хватались за любую мысль.
– Я правда не знаю, – сказал я.
– Или проблема в питании?
Что-то подсказало нам ответ – может быть, сноп водяных брызг от встречного катера. Я до сих пор не знаю, как мы додумались. Но за такие идеи нам и платили. Как сделать игру, которая содержит меньше пяти деталей, стоит дешевле десяти центов и к обеденному перерыву спасает мир.
Едва я нашел ответ, он показался мне очевидным. Лето сменилось осенью, и воздух стал суше. Меньше влажность – больше статического электричества. Консоли убивало то же явление, из-за которого потрескивают и топорщатся волосы, когда вы надеваете свитер.
– Статика! – выпалил я.
– Что?
– Вот что убивает консоли. Статика.
– Статика… – Боб задумчиво повторил это слово еще несколько раз. – Да, наверное, ты прав.
Мой мозг лихорадочно заработал – я начал думать, как доказать свою гипотезу. И что делать дальше, если я прав? На кону миллионы долларов, вложенные в бракованный продукт, и рабочие места множества людей. Это не какая-то отвлеченная задача из тех, что решает отдел разработок. Речь шла о производстве. А производство – куда более жестокий мир. Я слышал рассказы о том, какие методы там использовались, чтобы подстегнуть работников в критической ситуации. Ставили по три инженера в ряд и двоих вышвыривали с работы. Оставшийся начинал трудиться как заведенный.
Управление там строилось на совершенно других принципах. Мы с Бобом читали книги о производстве, трудовых отношениях и истории таких отраслей промышленности, как добыча угля и сталеварение. Мы не знали, насколько наша фабрика была похожа на сталелитейный завод начала XX века. Но выяснять это на собственном опыте нам не хотелось.
Руководство наших отделов мотивировало нас поощрениями и поддержкой. Начальники улыбались и вели себя воспитанно. На сталелитейном заводе хорошие манеры и похвала были все равно что иностранный язык. Управляющие, которые знали, как добиться результата, ходили со сбитыми костяшками, некоторые носили кастеты. Начальство держало в кабинетах бейсбольные биты, выщербленные от многократного использования.
Тем временем, пицца закончилась, но мы уже придумали план и, вернувшись к причалу, размышляли над следующим шагом. Возможно, необходимо улучшить заземление? У меня имелся запас медной фольги на липкой основе, которую я использовал в другом проекте. Может быть, с ее помощью удастся рассеять статический заряд, чтобы он не причинял вреда. Я приклеил полоску фольги к передней стенке консоли так, чтобы она соприкасалась с дорожкой заземления печатной платы. Затем наклеил такой же кусок фольги на крышку, закрывавшую картридж, и еще один – на заземляющий слой разъема.
Это сработало. Когда картридж вставлялся в консоль, кусочки фольги соприкасались первыми, и статический заряд рассеивался. Пора было проверить это на готовой продукции. Я потребовал коробку новых игр, только что сошедших с конвейера. Ее доставили через пару минут, что подтверждало, как важен был для руководства наш успех.
Я несколько раз снял и надел свитер, а потом прошелся по полу в ботинках на резиновой подошве. Когда я дотронулся до выключателя, между ним и пальцем проскочила искра. Удовлетворенный силой заряда, я еще несколько раз стянул с себя свитер и надел обратно, а затем взял в руки консоль, в которой еще ничего не менял. Она вырубилась у меня в руках. Тогда я взял экземпляр с улучшенным заземлением, и он продолжил работать как ни в чем не бывало.
Я проделал это еще раз и еще, пока мусорный ящик не наполнился сломанными консолями. Ни одна из моих игр не подвела. Я пришел в абсолютный восторг. Ответ найден. Теперь меня точно не уволят.
В итоге все оказалось так просто. Но ведь и скрепки для бумаг тоже просты. Многие из лучших инженерных творений элементарны по своей сути. Временами мы действительно мастера очевидного.
С этого момента битва за “Microvision” была выиграна. Оставались лишь мелкие доработки. Я немного изменил схемы и кое-что добавил, чтобы улучшить защиту от статики. Технологи подобрали материалы для антистатического покрытия, которым выстелили участки сборки. В цехах установили систему увлажнителей, разбрызгивавших мельчайшие капли воды над рабочими местами, чтобы статики не возникало вовсе.
У нас с Бобом был свой прекрасный источник водяных брызг – река Коннектикут. Мы продолжили устраивать там наши совещания по поводу и этого проекта, и следующих. Я приступил к работе над «Милтоном» – следующим электронным чудом, а Боб вернулся к «Супер Саймону». «Милтон» был первой в мире говорящей электронной игрой. Говорящие игрушки существовали уже много лет, но все они использовали механические способы воспроизведения звука, подобно старинным граммофонам. Были куклы вроде «Болтушки Бетти», которые произносили фразу, если ребенок дергал за веревочку. Но интерактивная электронная говорящая игра была первой. В итоге «Милтон» и вправду заговорил, но, к сожалению, покупатели не пожелали его слушать. Через год игра бесследно исчезла с рынка.
Уверен, мое решение проблемы со статикой сохранило фирме сотни тысяч долларов, если не больше. Но, как в случае с Бобом и «Темной башней», награда не дошла до моих рук – премия оказалась на чужом банковском счету. В нашей пищевой цепочке все деньги оседали где-то уровнем выше.
В закрытый гольф-клуб мы тоже так и не попали. Лет десять спустя Боб прославился как конструктор и один из создателей интерактивных кукол “Diva Starz” и “Cabbage Patch Kids”, выпущенных компанией «Маттел», а также электронной игры “Whack-A-Mole” у тех же «Милтон Брэдли». Мне же той осенью предложили новую должность – директора отдела разработки в компании, производившей пожарные сигнализации и электронные таймеры. Я зашагал вверх по корпоративной лестнице, оставив Боба в его мире игрушек. Проблема была в том, что чем выше я поднимался, тем больше мне требовалось умение общаться с людьми, и тем меньше значили мои творческие и технические способности. Для такого человека, как я, это был верный путь к провалу.
Я перешел на новую работу в компанию «Симплекс» в Гарднере – примерно в часе езды от дома. Я стал носить костюм. У меня был свой кабинет с отдельной дверью и личный секретарь, охранявший к ней подступ. Спустя год под моим началом уже было двадцать человек. Но это оказалось ошибкой. Работа не приносила радости. Меня преследовало чувство, что я окружен посредственностью – и в смысле людей, и в смысле продукции. Раньше я создавал игрушки, и это было увлекательным делом, а теперь руководил производством электронных часов, отмерявших рабочие смены на заводах, и в этом не было ничего увлекательного.
К сожалению, путь назад был отрезан. Вскоре после того, как я покинул «Милтон Брэдли», дела у них пошли плохо. Компания потеряла 30 миллионов долларов на вложениях в компьютерные игры, и Боб лишился работы, как и большинство моих прежних коллег. Спустя некоторое время компания была продана. Я начал понимать, что высокая должность еще не гарантирует стабильную работу.
В разгар моей борьбы за то, чтобы влиться в ряды корпоративной Америки, я женился. Мы с Мишкой заключили брак летом 1982 года. Мне было двадцать пять. Первое время мы жили счастливо, но потом ситуация на работе ухудшилась, я начал приносить рабочие проблемы домой. Я был расстроен и подавлен, а Мишка с головой ушла в дела университетского клуба любителей научной фантастики – после перерыва в несколько лет она снова вернулась к учебе. В 1984 году, уже после того, как потерял работу Боб, я сам попал под сокращение в «Симплексе», где тоже начались финансовые проблемы. Нам с Мишкой приходилось нелегко, поскольку я был единственным кормильцем, пока она училась. Мало того, пока я сидел без работы, ее брат Пол погиб в автомобильной аварии. Под грузом всех этих бед мы начали отдаляться друг от друга. Это было тяжелое время для нас.
К счастью, новую работу я нашел довольно быстро. Я пошел в небольшую фирму «Айсорег», производившую электрические трансформаторы. Только теперь дорога до работы занимала полтора часа. Жизнь руководителя выходила совсем не такой, как ее изображали по телевизору.
К 1988 году я сменил еще два места и корпоративным миром был сыт по горло. Я успел смириться с тем, что писалось в моих годовых характеристиках. Я не был командным игроком. Мне с трудом давалось общение с людьми. Я был груб и бестактен. Мой ум и изобретательность не имели значения – я по-прежнему оставался отщепенцем.
Меня душила постоянная критика. Душила сама жизнь. В буквальном смысле. Я заболел астмой, и каждые пару месяцев меня увозили на «скорой». По утрам мне ненавистна была сама мысль, что нужно вставать и идти на работу. И я понял, что нужно сделать. Нужно перестать принуждать себя делать то, на что я не способен. Я никогда не стану частью большой компании, группы, команды.
Когда мне было пять лет, я больше всего на свете хотел быть в команде. Несколько лет спустя я пробовал вступить в Младшую бейсбольную лигу, но меня не взяли. С тех пор я больше не пытался к кому-то присоединиться. Возможно, и двадцать лет спустя все эти случаи, когда я был отвергнут, все еще давали о себе знать.
– Ты должен влиться в коллектив, – слышал я снова и снова.
«И что, стать еще одним идиотом в костюме? Ну, нет уж», – думал я.
– Нужно быть дипломатичнее, когда указываешь на недостатки в работе других людей.
«Эта разработка – полная чушь. Такая конструкция никогда не будет работать. Я в пятнадцать лет делал штуки получше», – думал я.
– Ты, наверное, думаешь, что твоя разработка – лучшая в мире, но она не соответствует направлению нашей компании.
«Значит, вы хотите использовать другую разработку – которая вполовину менее эффективна и обойдется в два раза дороже – только потому что Дэн стелется перед вами на совещаниях и не говорит в лицо, какой вы кретин, как это делаю я. Так ведь?»
Я потратил десять лет и сменил четыре работы, прежде чем понял тщетность своих усилий.
Кстати, годы спустя, в 1998 году, меня все-таки приняли в элитный гольф-клуб. Только мне это было уже не нужно. Я уже не был руководителем. Да и в гольф я играть не умел.