"Look Me In The Eye" Глава 24

[amhran-na-habhann]

Глава 24
Диагноз к сорока годам

К тому времени, как мне исполнилось сорок, я сумел обзавестись несколькими друзьями, с которыми у меня сложились крепкие отношения. Один из них – прекрасный психотерапевт Т. Р. Розенберг. Наше знакомство началось с того, что он позвонил мне с намерением купить «лендровер». У меня как раз был выставлен красный «лендровер» на продажу, и я отогнал машину ему домой в Лейден, в Беркшире, чтобы показать.
Для пробы мы решили совершить поездку по окрестностям. У Розенберга был «сузуки-самурай», и он хотел проверить, сможет ли «лендровер» превзойти его как внедорожник. Мы поехали к реке Грин-Ривер, прямо через леса на границе с Вермонтом. Вскоре мы добрались до берега. В этом месте тропа упиралась прямо в реку – здесь был брод, по которому раньше водили повозки, запряженные быками. Дорога, идущая к реке, так глубоко врезалась в землю, что мы, по сути, ехали по дну канавы с высокими земляными стенами. Развернуться было нельзя, оставалось ехать только вперед или назад. У воды Розенберг остановился и выбрался из машины.
– Обратно только задним ходом. Давайте лучше вы, мне ее в гору не вывести.
Я оглянулся на неровную каменистую дорогу, спускавшуюся с холма по крутому склону. Меня тоже не радовала мысль о том, чтобы преодолеть такое расстояние задним ходом. Бычья тропа тянулась дальше на другом берегу, ширина реки в этом месте была около ста футов. Вода бурлила, обтекая камни. Может быть, пятиться и не придется.
«Если здесь ходили бычьи упряжки, тут должно быть не так уж глубоко», – подумал я. – «Наверняка я смогу проехать.» Я подошел к самому краю берега. Под бурлящей водой виднелось дно. Я снова сел за руль.
– Поехали, – сказал я. И двинулся прямо через реку. Вода хлынула через капот, доктор Розенберг испуганно вжался в сиденье. «Глубже, чем я думал», – сказал я себе. Я прибавил газу и вывел «лендровер» на мелководье посреди реки. У берега глубина оказалась фута три.
Я слышал, как позади бурлит вода – выхлопную трубу тоже залило. Влага начала просачиваться через щели. Я крутанул руль, сделал разворот в три приема и направил машину к берегу, снова ударив по газам. Колеса немного побуксовали, но мы выбрались на берег, и теперь «лендровер» смотрел в гору.
– Можете снова садиться за руль, – сказал я, освобождая водительское сиденье.
– Ого! – только и смог сказать доктор. Еще некоторое время мы молча слушали, как из «лендровера» выливается вода. Но мотор не заглох ни на секунду. – Черт! Мой «сузуки» так не может.
Оправившись от потрясения, доктор Розенберг сказал, что покупает «лендровер».
Когда несколько дней спустя я пригнал ему машину, мы решили прокатиться еще раз. На этот раз мы заехали в самую чащу леса у границы с Вермонтом. Я долго вел машину по лесной тропе, а когда решил развернуться, то налетел на поваленное дерево, скрытое опавшей листвой. Машина встала.
Мы вышли посмотреть, в чем дело, и Розенберг сказал:
– Колеса как будто смотрят в разные стороны.
Так и было. Ствол погнул поперечную рулевую тягу, и теперь левое колесо смотрело влево, а правое – вправо. Без новой рулевой тяги свежеприобретенный «лендровер» доктора не двинется с места.
Мы решили пешком вернуться к дороге и найти телефон.
– Я съезжу за деталями, а потом вернусь и заберу машину, – сказал я.
Доктор был на удивление спокоен, учитывая, что я только что покорежил его новую машину.
Пока мы шли по лесу, вокруг стемнело, начал сыпаться мокрый снег. В те дни из-за стресса у меня обострилась астма, и вот сейчас она давала о себе знать. Я с трудом переставлял ноги. «Вот черт», – думал я. – «Сначала сломал чужую машину, а теперь закоченею насмерть в этом лесу.» Но я не упал замертво, а продолжал идти. Т. Р. был по-прежнему невозмутим. Мы добрались до телефона, за нами приехала его жена и забрала нас. Моя астма угомонилась, и на следующий день я вызволил машину из леса.
С того дня мы стали хорошими друзьями. Наверное, для такого роботоподобного и механистичного человека, как я, доктор Розенберг – нетипичный товарищ. Он открытый, приветливый, добродушный и похож на большого плюшевого медведя. Также я убедился, что он очень проницателен. Несколько лет он возглавлял службу психологической помощи в Академии Свифт-Ривер – известной школе для трудных подростков в Беркшире. Позже он создал свою организацию, которая помогает подросткам с различными проблемами адаптироваться к взрослой жизни.
За годы знакомства Т. Р. подмечал мои странности, но никогда не говорил об этом. Однажды, когда мы были знакомы уже лет десять, он все же решил поделиться своими наблюдениями, хотя продолжал беспокоиться, как я отреагирую. В конце концов, большую часть времени я выглядел почти нормальным. Я основал свое дело и добился успеха. Я благополучно общался с людьми, хоть кто-то и считал меня чудаковатым. У меня были жена и сын. Я не имел проблем с законом, не пил и не принимал наркотики.
Доктор Розенберг завел привычку время от времени навещать меня в обед. Однажды он сказал:
– У психотерапевтов есть правило – не анализируй своих друзей, если не хочешь их потерять. Но в этой книге есть описание, которое подходит тебе до последней буквы. Прочти ее и скажи, что думаешь.
И он протянул мне книгу: «Синдром Аспергера» Тони Эттвуда.
Я настороженно взял книгу и спросил:
– Что это еще такое?
А сам подумал: «Десять секунд назад я рассказывал ему, что только что прочел о новейших бульдозерах фирмы «Катерпиллар», которые собираются конкурировать с «Комацу» в Азии, а теперь он вручает мне вот это?»
Видя мою подозрительность, Т. Р. быстро продолжил:
– Извини, что так внезапно завел об этом речь. Я много об этом думал. Эта книга так точно тебя описывает, что хоть на обложку ставь. Твоя одержимость поездами и бульдозерами… То, как ты говоришь, как смотришь на людей, как думаешь. То, что тебе сложно смотреть другим в глаза. Все это там есть.
– И что, есть какое-то лекарство? – спросил я.
– Это не болезнь, – объяснил он. – Ее не надо лечить. Это просто твоя особенность.
Я принялся листать книгу прямо за столом. Я всегда читаю, когда ем один, но знаю, что при других читать за едой невежливо. Но этот момент можно было считать исключением. Практически сразу же мне бросилось в глаза следующее:

Диагностические критерии синдрома Аспергера (299.80)

A. Качественное нарушение социальных взаимодействий, выраженное по крайней мере двумя из следующих черт:

Явные затруднения в использовании средств невербального общения, как то: взгляд в глаза, выражения лица, позы тела и жесты.

Что ж, подумал я, это в точности про меня. Я не смотрю людям в глаза, мое выражение лица часто не соответствует ситуации, я жестикулирую, когда не следует… Все так и есть. Плохо дело. Я стал читать дальше.

Неспособность формировать отношения со сверстниками, соответствующие уровню развития.

И это тоже обо мне. В детстве я никогда не мог наладить контакт со своими ровесниками.

Недостаток стремления поделиться радостью, интересами или достижениями (например, отсутствие желания показать, принести или указать на объекты своего интереса другим людям).

Ну, естественно. Если я не мог общаться с людьми, как я мог им что-то показывать? Тоже про меня.

Недостаток эмоционального отклика и вовлеченности в общение.

И это я не раз слышал в свой адрес.
Я вдруг осознал, что доктор Розенберг прав. Описание синдрома Аспергера соответствовало мне полностью. И это было настоящим откровением. Я понял, что все психологи и психиатры, к которым водили меня в детстве, совершенно упустили из виду то, что заметил Т. Р.
В детстве мне говорили, что я умный, но ленивый. Читая эту книгу, я понял, что дело не в лени, просто я отличался от других детей.
Я знал, что не могу смотреть в глаза, когда с кем-то разговариваю. Черт, да меня лупили за это сверстники и ругали взрослые все мое детство. Но пока я не прочел эту книгу, я не понимал, что мое поведение необычно. Я не понимал, за что со мной так обходятся – это всегда казалось жестоким, нечестным. Мне даже в голову не приходило, что окружающих сбивает с толку то, что я делаю (или не делаю). Ответ на вопрос «Почему ты не смотришь в глаза, когда я с тобой разговариваю?» скрывался прямо в этой книге.
Осознание было поразительным. «В мире есть такие же люди, как я. На самом деле, нас так много, что для нас придумали отдельное название.»
Я читал дальше, жалея, что глаза не могут бегать по строкам еще быстрее. Голова шла кругом.
Почти всю мою жизнь мне говорили, что я заносчив, безразличен или груб. И вот теперь я читаю о том, что люди с синдромом Аспергера часто проявляют мимику, несоответствующую ситуации. Это я действительно знал по себе. В детстве, когда мне сказали, что моя тетя умерла, я широко улыбнулся в ответ, хотя мне было грустно. И получил затрещину.
Я испытывал огромное облегчение, просто читая эти страницы. Всю свою жизнь я ощущал, что не вписываюсь ни в какие рамки. Я всегда чувствовал себя самозванцем, мошенником или, еще хуже, социопатом, которого вот-вот раскроют. Но книга говорила совсем о другом. Я не был бездушным маньяком, который только и ждет, чтобы наброситься на свою первую жертву. Я был нормальным – в своих рамках.
Как могли все так называемые профессионалы это упустить? Как они могли настолько ошибаться?
Справедливости ради, синдром Аспергера был признан самостоятельным диагнозом лишь недавно, когда мне было уже за тридцать. До этого он даже не упоминался в «Руководстве по диагностике и статистике психических расстройств» –Библии всех американских психиатров и психологов. В итоге получилось, что я в течение долгих лет пытался адаптироваться к состоянию, о котором даже не подозревал. Когда я узнал о синдроме Аспергера, это буквально перевернуло всю мою жизнь.
Одним из самых удивительных фактов оказалось то, что синдром Аспергера – это расстройство аутистического спектра. То есть, это форма аутизма. Если бы в детстве кто-то сказал, что у меня аутизм, я бы сказал: «Ты дурак, что ли?» Я считал, что аутист – это кто-то наподобие Томми, мальчика-аутиста из сериала «Сент-Елсвер». Он ничего не говорил и почти ничего не делал. Для людей моего поколения быть аутистом означало быть кем-то вроде живого трупа. Я не представлял, что действительно существует шкала, где на одном конце находятся такие люди, как Томми, а на другом – такие, как я.
Думаю, даже если бы мне поставили диагноз в шесть лет, никто бы в это не поверил. Возможно, в то время нашему обществу еще требовалось развиться, чтобы обратить внимание на такие сложные и неявные особенности, как синдром Аспергера, и начать различать их на фоне массовых предрассудков.
Если бы мои родители знали, почему я такой, и действовали, руководствуясь этим знанием, моя жизнь могла сложиться совсем по-другому. Мое прошлое наполнено упущенными возможностями из-за того, что я не вписывался в рамки.
Я бросил школу в десятом классе, хотя тесты на уровень интеллекта показывали, что я умнее большинства выпускников. Несколько профессоров советовали мне поступить в Массачусетский университет, несмотря на то, что я не окончил школу, но я не мог себя заставить. Я был слишком выбит из колеи своими неудачами. Я не хотел, чтобы еще одно учебное заведение попыталось втиснуть меня в свои рамки, не хотел вновь потерпеть поражение. Лет с шести я научился не подвергать себя лишнему унижению со стороны людей или организаций.
Я покинул группу «Фэт» – первую рок-группу, с которой работал, потому что не мог справиться с тесным общением и совместной жизнью в доме с десятью людьми. Многие из моих юношеских знакомств и отношений распадались из-за моего необычного поведения.
Были и упущенные карьерные возможности. Однажды меня пригласили на собеседование в кинокомпанию Джорджа Лукаса, «Лукасфильм», что было бы идеальным местом для реализации моих творческих способностей. Но я слишком боялся туда идти. Я боялся, что получу работу, а потом меня раскроют как обманщика и уволят – после того, как я проделал путь через всю страну. Поэтому я расстался с музыкальным бизнесом, хотя там я был счастливее, чем на любом другом месте работы.
Изучив книгу, я начал понимать разницу между собственным поведением и поведением «нормальных» людей. Я начал предпринимать сознательные усилия, чтобы смотреть в глаза собеседнику, и даже если смотрел в пол, пока формулировал ответ, я научился время от времени поглядывать на человека.
Я научился выдерживать паузу перед ответом, когда со мной заводят разговор. Моя манера общения стала лишь немного эксцентричной, но не пугающей. Когда кто-то говорит: «Эй, Джон, как дела? Как поживаешь?» Я отвечаю «Все в порядке, Боб, а у тебя?» – вместо «Я только что прочел о новых дизельных двигателях, которые компания «Американ Президент Лайнс» устанавливает на свои грузовые корабли. Новая электронная система управления мотором – это что-то потрясающее.»
Я научился запоминать, что происходит с родственниками моих друзей. Когда я встречаю кого-то, с кем некоторое время не виделся, я иногда вспоминаю, что надо спросить: «Как у Мэллори учеба в колледже?» или «Твою маму уже выписали из больницы?» Это оказалось непросто, но я делаю успехи.
Такие перемены очень сильно повлияли на отношение людей ко мне. Из психа я стал чудаком. И, позвольте вас заверить, чудаком считаться гораздо лучше.
Знание о своем диагнозе помогло мне и в других вещах. Я уже упоминал, что чувствовал себя мошенником, которого вот-вот раскроют и вышвырнут на свалку общества. Я чувствовал себя обманщиком, потому что ничего не мог делать «как нормальные люди». Я не смог закончить школу, не смог сделать карьеру. Я не мог делать все «как положено». И я всегда игнорировал правила.
Из-за этого я никогда не чувствовал себя полноправным членом общества. Теперь, когда я знаю, что такое синдром Аспергера, эти негативные чувства, в целом, исчезли.
Теперь я понимаю, что мои знания подлинны. Когда я работал инженером, моя способность создавать прекрасные усилители и прочее звуковое оборудование была настоящей. Моя способность придумывать спецэффекты была настоящей. И теперь, став старше, я понимаю, что это действительно редкие таланты.
Есть много людей в мире, чья жизнь подчинена правилам и рутине. Такие люди плохо ладят со мной, потому что я не умею подстраиваться. К счастью, в мире также много людей, которым важен результат, и они, как правило, рады иметь со мной дело, потому что синдром Аспергера заставляет меня быть экспертом в той области, которая меня заинтересовала. А основательные знания помогают мне достигать хороших результатов.
Итак, я вовсе не дефективный. На самом деле, в последнее время я начал понимать, что обладатели синдрома Аспергера даже лучше нормальных! И, похоже, ученые с этим согласны: судя по недавним исследованиям, крупица синдрома Аспергера является неотъемлемой частью творческого гения.