"Born on a Blue Day", Глава 7, часть 4

[amhran-na-habhann]

(Продолжу выкладывать перевод.)

Основная моя работа состояла в том, чтобы вести уроки. Мне дали несколько учебников и пособий, но, в целом, ресурсы центра были невелики. Поэтому, в том, что касалось содержания уроков, мне была предоставлена полная свобода, что меня очень даже устраивало. Занятия посещали женщины разного возраста, положения и образования, но в классе всегда было не больше двенадцати человек, так что все хорошо друг друга знали, и атмосфера на уроках была расслабленная и дружеская. Поначалу я очень боялся стоять перед всеми и вести урок, но слушатели были добры и благожелательны, и постепенно я стал осваиваться в этой роли.

Именно на этих занятиях я встретил человека, который впоследствии стал одним из моих ближайших друзей – женщину по имени Бирута. Она работала переводчиком и хорошо говорила по-английски, но ей не хватало уверенности, поэтому она посещала уроки ради практики. После уроков она подходила ко мне и расспрашивала, как мне живется в Литве. Однажды она спросила, не нужен ли мне гид, чтобы посмотреть город. Я все еще не решался гулять по городу в одиночку, поэтому с благодарностью принял ее предложение.

Мы вместе прошлись по Laisvės Alėja (аллея Свободы) – главной пешеходной улице Каунаса, которая имеет длину 1621 метр и проходит через центр города. На одном ее конце стоял собор Святого Михаила Архангела – огромный храм с белыми колоннами и голубыми куполами, которые сияли на солнце. В советские времена собор был превращен в художественную галерею и был заново открыт для богослужений, лишь когда Литва обрела независимость. Другой конец аллеи вел в старый город с мощеными улицами и замком из красного кирпича – первым защитным бастионом страны, который был построен еще в 13 веке.

Каждый день около полудня, когда заканчивались утренние занятия, Бирута ждала меня и мы вместе шли обедать в городскую ратушу. Такие обычные вещи помогали мне освоиться в новой жизни, придавая каждому дню стабильную, предсказуемую, приемлемую для меня форму. Столовая располагалась на первом этаже, в ней было приглушенное освещение и не слишком много людей – заполнена она всегда была от силы на половину. Еда там была сытная и недорогая и включала в себя многие традиционные литовские блюда, например, свекольный суп и мясные рулеты. Со времени детства мои предпочтения в еде заметно расширились, и теперь я свободно мог пробовать разные блюда. В дни, когда не было вечерних занятий, мы с Бирутой ужинали в одном из многочисленных ресторанов, расположенных на аллее Свободы. Больше всего мне нравилось литовское блюдо «цеппелины» – большие картофельные клецки, названные так из-за того, что их форма напоминала цеппелин, то есть, дирижабль. Цеппелины делались из тертой картошки и мясного фарша, отваривались в воде и подавались со сметаной.

Дружба между мной и Бирутой становилась все более крепкой. Она всегда относилась ко мне с терпением и пониманием и была готова выслушать, дать совет и поддержать. Не знаю, как бы я выжил в Литве без нее. Когда несколько женщин из центра сказали мне, что хотели бы больше заниматься английским, но не могли платить за дополнительные уроки, у меня возникла идея организовать у себя дома группу общения на английском, и в этом мне также помогла Бирута. Женщины приносили печенье, помогали готовить чай и кофе, а потом все рассаживались на стульях или на диване и беседовали на английском на разные темы. Однажды вечером Бирута принесла и показала нам слайды, которые сделала во время отпуска с семьей. Группа смотрела, задавала вопросы и обсуждала собственные поездки.

Часто женщины из центра и из моего класса спрашивали, завел ли я друзей своего возраста. Инга, заместительница Люды, познакомила меня со своим племянником, на три года меня младше, и предложила нам пообщаться. Петер хорошо говорил по-английски, был застенчив и очень вежлив. Мы вместе ходили в кино на американские новинки. Когда музыка в кинотеатре была слишком громкой, я затыкал уши, но он, казалось, не обращал на это никакого внимания.

В Литве были и другие волонтеры из Великобритании. Нам рекомендовали оставаться на связи, чтобы поддерживать друг друга. Один из волонтеров, Викрам, недавно отучился в университете на юриста, но понял, что не хочет развивать карьеру в этой области. У нас было мало общего – он говорил о футболе, роке и других вещах, которые меня не интересовали, и наши разговоры часто прерывались долгим молчанием. Мне сложно поддерживать беседу, когда тема меня не интересует – слова просто не идут на ум.

Еще одним волонтером, работающим в Литве, была Дениз – высокая худая женщина лет 30, очень энергичная и в словах, и в поступках. Дениз жила в столице Литвы, Вильнюсе, и однажды пригласила волонтеров из Каунаса навестить ее и посмотреть город. Мы поехали на автобусе – я сел позади, чтобы меня не окружали другие пассажиры. Поездка по ухабистым дорогам между двумя городами длилась час. Вильнюс очень отличался от Каунаса – там строилось много новых блестящих зданий из стекла и металла, и даже люди ходили быстрее. Квартира Дениз была чистой, с яркими стенами и темными полами. На кухне стояли деревянные стулья, и у них были спинки с волнистой верхней перекладиной. Мне нравилось водить по пальцами по их приятной шероховатой поверхности. Мы пили чай с печеньем и смотрели фотографии, которые Дениз сделала уже здесь. Мне нравилось, что другие волонтеры включали меня в разговор и не осуждали меня за то, что я отличаюсь от них. Все они были очень разными людьми, но открыто и приветливо общались друг с другом.

Самой опытной из волонтеров была индианка британского происхождения по имени Гурчаран. У нее были густые вьющиеся темные волосы, и она носила яркие разноцветные сари. Ее квартира в Каунасе была недалеко от моей, и она регулярно приходила ко мне, чтобы воспользоваться моей стиральной машиной. В ответ Гурчаран приглашала меня к себе пообщаться и поужинать вместе после работы. Стены каждой комнаты в ее квартире были увешаны красочными индийскими картинами, а на столе в гостиной горели свечи и курились благовония. Гурчаран говорила очень быстро, иногда я с трудом ее понимал. Она была очень открытой и много рассказывала о своей личной жизни, призывая и меня делать то же самое. У меня личной жизни не было, поэтому я не знал, что сказать. Она поинтересовалась, есть ли у меня девушка, и я покачал головой. Тогда она спросила, есть ли у меня парень. Должно быть, я покраснел, потому что следом она спросила, не гей ли я. Поток ее вопросов ошеломил меня, как ливень, обрушившийся на голову, и я помолчал несколько секунд прежде чем ответить утвердительно. Она широко улыбнулась и спросила, есть ли у меня друзья-геи. Я снова покачал головой.