В одной из брошюр, которые раздавали всем волонтерам перед вылетом, был список телефонных номеров, которые могут пригодиться. Я держал его рядом с телефоном в своей квартире. Разговор с Гурчаран подтолкнул меня к тому, чтобы позвонить по одному из этих номеров – это был местный клуб общения для геев – и договориться о встрече с одним из его участников на следующий день возле городской ратуши. Я устал от незнания, кто я есть, и хотел наконец-то принять эту часть себя. Тот телефонный звонок был одним из самых серьезных и важных решений в моей жизни. На следующий день я не мог ничего есть и все то время, что вел занятия, ощущал, как колотится мое сердце. Когда после работы я пошел к ратуше, меня била дрожь, и я изо всех сил старался не поддаться искушению развернуться и сбежать. Подойдя ближе, я увидел, что человек, с которым я должен был встретиться, уже на месте, и неподвижно стоит, ожидая меня. Я сделал глубокий вдох, подошел к нему и представился. Это был высокий худой парень с черными волосами, одетый в такую же черную куртку.
читать дальшеВитаутас – то было распространенное имя в Литве – оказался моим ровесником и был рад встретить кого-то из Британии. Он отлично говорил по-английски, поскольку любил смотреть американские передачи и фильмы. Он пригласил меня на выходные в гости к себе и своему партнеру Жигинтасу, и я согласился. Поскольку я не любил ездить в переполненных троллейбусах, они забрали меня на машине. Их квартира находилась на другой стороне города. У них было много современных вещей, например, широкоэкранный телевизор и CD-плеер, что тогда было редкостью в литовских домах. Жигинтас любил британскую музыку и имел большую коллекцию дисков – некоторые из них он поставил для меня. За едой мы говорили о себе. Витаутас учился в университете, а Жигинтас работал стоматологом. Они познакомились в клубе и встречались уже несколько лет. В течение следующих недель я регулярно наведывался к ним поужинать вместе, обсудить события и послушать музыку. Возвращался домой я уже затемно. Жигинтас волновался за меня и всегда предлагал подвезти до дома, но я любил долгие прогулки в одиночестве по тихим и пустым улицам, освещенным луной.
Гурчаран была рада узнать о моей дружбе с Витаутасом и Жигинтасом и захотела с ними познакомиться. Она предложила поужинать вчетвером у нее дома, и мы с радостью согласились. Был морозный вечер поздней осени, и, когда мы приехали, у нас ушла не одна минута на то, чтобы избавиться от курток, шапок, шарфов и перчаток прежде чем войти в гостиную. Гурчаран была вовсю занята на кухне, готовя несколько блюд одновременно. Комнату наполняли ароматы специй и будоражили аппетит. Гаснущий дневной свет быстро сменялся теплым мерцанием свечей, расставленных на различных полках и коробках. Посередине комнаты стоял уже накрытый стол, тарелки, приборы и бокалы поблескивали в свете свечей. И вот, гостям было налито вино, а приготовленная еда разложена по тарелкам. На столе было несколько видов карри с мясом, овощами и щедрым количеством риса. Гурчаран, как всегда, была разговорчива, и за ужином постоянно расспрашивала Витаутаса и Жигинтаса об их жизни. Я слушал их в меру своих сил, поглощая вкусную домашнюю еду, но разговор меня мало интересовал, так что, закончив есть, я взял книгу с ближайшей полки и стал читать. Гурчаран воскликнула, что это очень невежливо, заставив меня смутиться – я и не представлял, что совершаю какую-то грубость. В этот момент Жигинтас, который тоже уже заканчивал есть, внезапно замер и что-то воскликнул по-литовски, а потом повторил для нас двоих по-английски: «Мышь! У тебя мышь!» Он указал на кухонный столик, с которого зверек только что спрыгнул и исчез из виду. Гурчаран слегка улыбнулась и просто сказала: «Я знаю». Она объяснила нам, что не видит никакой проблемы в таком соседстве, и дома в Британии у нее тоже жила мышь. Поскольку она ей не мешала, Гурчаран не видела причин для беспокойства. Я никогда раньше не видел мышь вблизи и жалел, что пропустил ее появление. Разговор продолжился своим чередом, и на этот раз, похоже, никто не возражал против моего чтения. В конце вечера Гурчаран поцеловала на прощание каждого из гостей. Должно быть, она заметила, как я напрягся, потому что просто взяла меня за руку и крепко ее сжала. Она понимала, что у меня есть свои отличия, и сказала мне, что гордится моей смелостью.
Где-то через неделю, делая на кухне сэндвичи, я заметил пятнышко на стене, которое вдруг начало двигаться. Я нагнулся ближе и увидел насекомое, которое никогда прежде не встречал. На следующий день в центре я спросил о нем Бируту. «Это tarakonas», –сказала она и сделала паузу, вспоминая перевод, – «таракан». Как я вскоре выяснил, эти насекомые были частой проблемой во многих старых зданиях Литвы. Хозяин квартиры, Йонас, сильно извинялся и обещал избавиться от нашествия. Однако, для этого необходимо было обработать весь дом, а поскольку все мои соседи были очень пожилыми людьми, это сложно было устроить быстро. А пока Йонас выдал мне распылитель от тараканов на случай, если я снова их увижу. Мне они не слишком мешали, хотя их появление отвлекало меня, когда я пытался внимательно слушать разговор или смотрел телевизор. Когда я рассказал о тараканах родителям во время одного из своих регулярных звонков, они очень встревожились, и мне пришлось заверить их, что в остальном моя квартира чиста, я совершенно здоров, а хозяин квартиры занят решением этой проблемы. Через несколько недель Йонасу удалось организовать обработку всего дома, но даже тогда тараканы продолжали появляться, хоть и гораздо реже.
Через несколько месяцев после моего прибытия в Литву настала зима, принеся сильные снегопады и морозы. В Каунасе температура опускалась до минус тридцати по Цельсию. Моя квартира находилась в старом здании с плохой теплоизоляцией, и там было очень сложно поддерживать комфортную температуру. Я позаимствовал обогреватель у одного из волонтеров в центре – он недавно купил новый и с радостью одолжил мне прежний. Когда я смотрел телевизор или читал по вечерам, то ставил обогреватель в гостиной, а на ночь переносил в спальню, чтобы спать в тепле. Йонас обил утеплителем входную дверь и окна, когда Бирут, которой я рассказал о постоянном холоде, попросила его об этом от моего имени. Если не считать лютый холод, я любил зиму – любил хруст свежевыпавшего снега под ногами по пути на работу и яркую сверкающую белизну вокруг. По ночам я иногда надевал ботинки и куртку и шел гулять по тихим улицам, а вокруг падали снежинки. Я останавливался под ярким уличным фонарем, запрокидывал лицо к небу и кружился на месте, раскинув руки.