Приступаю к переводу новой книги по СА. Это автобиография Джона Элдера Робисона "Look Me In The Eye" ("Посмотри мне в глаза"). Я давно собиралась ее перевести. На самом деле, это одна из первых книг о СА, которую я прочла. И хотя моя жизнь мало похожа на его историю, на меня она произвела глубокое впечатление.
ПрологПролог
– Посмотри мне в глаза!
Сколько раз я слышал эту фразу, сказанную резким тоном, от которого звенело в ушах. Началось все еще с тех пор, как я пошел в первый класс. Я слышал ее от родителей, родственников, учителей, директора школы и прочих самых разных людей. Я слышал ее так часто, что начал предугадывать.
Иногда это сопровождалось тычком линейки или указки с резиновым наконечником, какими пользовались учителя в то время. Они говорили: «Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!» Я ежился и продолжал глядеть в пол, что злило их еще больше. Я поднимал глаза на их враждебные лица, чувствовал себя еще неуютнее, не мог выдавить из себя ни слова и вновь отводил взгляд.
Мой отец говорил:
– Смотри на меня! Что ты скрываешь?
– Ничего.
Если отец был пьян, он мог принять «ничего» за дерзость и наброситься на меня. К тому времени, как я пошел в школу, отец покупал вино галлоновыми бутылями и за вечер успевал опустошить немалую часть такой бутыли. По ночам, когда я уже спал, он тоже продолжал пить.
Он говорил: «Смотри на меня», а я разглядывал нагромождения пустых бутылок за креслом и под столом. Я смотрел куда угодно, только не на него. Когда я был меньше, я убегал и прятался, а он гнался за мной, размахивая ремнем. Иногда мать приходила мне на помощь, иногда нет. Когда я подрос и собрал внушительную коллекцию ножей (мне было уже лет 12), он понял, что я могу дать отпор, и от греха подальше перестал приставать.
Всем казалось, что они видят меня насквозь. По их мнению, все было просто – я был пропащим человеком. «Люди не станут доверять тому, кто не смотрит им в глаза.» «Ты похож на уголовника.» «Ты что-то замышляешь. Я же вижу!»
В большинстве случаев, я ничего не замышлял и не мог понять, с чего они так заводятся. Я вообще не понимал, что такого важного в том, чтобы смотреть в глаза. И все же я чувствовал себя виноватым, потому что люди ждали от меня того, что я никак не мог сделать. Что со мной было не так?
«Социопат» и «псих» – таковы были самые популярные диагнозы, которые я получал за свой вид и выражение лица. Я регулярно слышал: «Я читал о таких, как ты. Их лица ничего не выражают, потому что у них нет чувств. Худшие из убийц в истории были социопатами.»
Я начинал верить в то, что обо мне говорят – ведь многие говорили одно и то же. Сознавать свою ущербность было больно. Я становился более замкнутым, более отстраненным. Я начал читать о психических отклонениях и задумываться – что будет, если однажды я «сорвусь». Что если я вырасту убийцей? Я читал, что у них был подозрительный вид, и они не смотрели людям в глаза.
Я постоянно размышлял об этом. Я не нападал на людей. Не устраивал пожары. Не мучил животных. Я не испытывал желания кого-то убить. Пока. Но вдруг это случится позже? Я долгое время думал о том, не окажусь ли я в тюрьме. Я читал о разных тюрьмах и решил, что федеральные лучше. Если я когда-нибудь попаду за решетку, думал я, пусть это будет федеральная тюрьма усиленного режима, а не какая-нибудь жуткая тюрьма штата вроде «Аттики». Только уже будучи подростком, я наконец пришел к выводу, что я не убийца или кто-то похуже. Я уже знал, что ничего не замышляю и не скрываю, когда прячу взгляд, и начал задумываться, почему столь многие люди считали это поведение подозрительным. К тому времени мне довелось встречать подозрительных и не чистых на руку людей, которые как раз таки смотрели мне прямо в глаза, и это наводило на мысли, что те, кто на меня жаловались, были лицемерами.
По сей день визуальная информация отвлекает меня от разговора. В детстве, когда я замечал что-то интересное, я переводил взгляд туда и замолкал. Сейчас я не то чтобы перестаю говорить совсем, но все равно делаю паузы, когда что-то привлекает мое внимание. Поэтому при разговоре я обычно смотрю на что-то нейтральное — вдаль или себе под ноги. Долгое время мне было сложно научиться вести машину и одновременно разговаривать, но я с этим справился.
И теперь я знаю, что не смотреть на кого-то совершенно естественно для такого человека, как я. Людям с синдромом Аспергера просто неудобно это делать. На самом деле, я до сих не понимаю, почему считается нормой пялиться на чьи-то глазные яблоки.
Для меня было огромным облегчением узнать, почему я не смотрю людям в глаза. Если бы я знал это, когда был младше, это избавило бы меня от немалой боли.
Шестьдесят лет назад австрийский психиатр Ганс Аспергер описал поведение детей, которые обладали интеллектом и словарным запасом выше среднего, но демонстрировали некоторые признаки, свойственные людям с аутизмом, например, явный дефицит социальных и коммуникативных навыков. В 1981 году это нарушение было названо синдромом Аспергера. В 1984-м его включили в «Руководство по диагностике и статистике психических расстройств», которым пользуются специалисты в США.
Люди с синдромом Аспергера всегда были среди нас, но до недавнего времени их особенности ускользали от внимания врачей. Когда я был ребенком, врачи неверно диагностировали СА как депрессию, шизофрению или набор других расстройств.
Синдром Аспергера не так уж плох. Он может сопровождаться редкими талантами. Некоторые аспи обладают действительно выдающимися способностями, которые помогают им решать сложнейшие задачи. Ребенок-аспи, повзрослев, может стать блестящим инженером или ученым. У некоторых – идеальный музыкальный слух и потрясающие способности к музыке. У многих таких детей настолько развиты вербальные навыки, что синдром Аспергера порой называют «синдромом маленького профессора». Но не стоит заблуждаться – большинство детей-аспи не становятся профессорами. Процесс взросления может оказаться тяжелым.
Стоит помнить о том, что это часть аутистического спектра. У некоторых людей симптомы проявляются настолько явно, что им крайне сложно самостоятельно функционировать в обществе. У других, как у меня, признаки выражены слабее, и они могут найти свой собственный путь. Некоторые аспи достигли больших успехов в жизни, найдя работу, которая задействует их уникальные способности.
Этот диагноз оказался удивительно распространен: по данным Федерального комитета по контролю и предотвращению заболеваний (за февраль 2007 года), один человек из 150 имеет синдром Аспергера или другое расстройство аутистического спектра. Это почти два миллиона человек только в США.
Синдром Аспергера – это то, с чем вы рождаетесь, а не то, что случается позже. У меня он был ярко выражен с детских лет, но, к сожалению, никто не знал, на что обратить внимание. Мои родители видели лишь то, что я отличался от других детей. Даже в раннем детстве со стороны можно было заметить, что со мной что-то не так. Я ходил механической походкой, как робот. Я неуклюже двигался. Выражения словно бы застывали на моем лице, я редко улыбался. Часто я вообще не реагировал на людей и вел себя так, будто их нет. Большую часть времени я был один, в своем собственном мире, в стороне от сверстников. Я был абсолютно поглощен своими кубиками и не обращал внимания на то, что происходит вокруг. Если я все же общался с другими детьми, обычно это получалось неуклюже. Я редко смотрел кому-то в глаза.
Еще я никогда не сидел на месте. Я вертелся, раскачивался и подпрыгивал. Но при всей этой подвижности, я не мог поймать брошенный мяч и вообще заниматься каким-либо видом спорта. Мой дед в колледже был прекрасным бегуном, он едва не попал в олимпийскую сборную США. Но только не я!
Будь я ребенком сегодня, возможно, наблюдательный человек заметил бы все это и направил меня к врачу, тем самым спасая от худших из ситуаций, описанных в этой книге. Но я вырос без диагноза.
Это было одинокое и мучительное взросление.
Синдром Аспергера – не болезнь. Это состояние. От него нет лекарства, да оно и не нужно. Однако, есть необходимость в знаниях и адаптации – как со стороны самих аспи, так и их родных и друзей. Я надеюсь, что читатели – особенно те, кому приходится взрослеть и жить с синдромом Аспергера – увидят, что все хитросплетения моей судьбы и нестандартные решения, которые я принимал, привели меня к достаточно хорошей жизни, и извлекут что-то ценное из моей истории.
Мне понадобилось много времени, чтобы достичь той точки, где я нахожусь сейчас. Чтобы узнать, кто я есть. Но я больше не прячусь в темном углу. Я рад быть аспи.
ПрологПролог
– Посмотри мне в глаза!
Сколько раз я слышал эту фразу, сказанную резким тоном, от которого звенело в ушах. Началось все еще с тех пор, как я пошел в первый класс. Я слышал ее от родителей, родственников, учителей, директора школы и прочих самых разных людей. Я слышал ее так часто, что начал предугадывать.
Иногда это сопровождалось тычком линейки или указки с резиновым наконечником, какими пользовались учителя в то время. Они говорили: «Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!» Я ежился и продолжал глядеть в пол, что злило их еще больше. Я поднимал глаза на их враждебные лица, чувствовал себя еще неуютнее, не мог выдавить из себя ни слова и вновь отводил взгляд.
Мой отец говорил:
– Смотри на меня! Что ты скрываешь?
– Ничего.
Если отец был пьян, он мог принять «ничего» за дерзость и наброситься на меня. К тому времени, как я пошел в школу, отец покупал вино галлоновыми бутылями и за вечер успевал опустошить немалую часть такой бутыли. По ночам, когда я уже спал, он тоже продолжал пить.
Он говорил: «Смотри на меня», а я разглядывал нагромождения пустых бутылок за креслом и под столом. Я смотрел куда угодно, только не на него. Когда я был меньше, я убегал и прятался, а он гнался за мной, размахивая ремнем. Иногда мать приходила мне на помощь, иногда нет. Когда я подрос и собрал внушительную коллекцию ножей (мне было уже лет 12), он понял, что я могу дать отпор, и от греха подальше перестал приставать.
Всем казалось, что они видят меня насквозь. По их мнению, все было просто – я был пропащим человеком. «Люди не станут доверять тому, кто не смотрит им в глаза.» «Ты похож на уголовника.» «Ты что-то замышляешь. Я же вижу!»
В большинстве случаев, я ничего не замышлял и не мог понять, с чего они так заводятся. Я вообще не понимал, что такого важного в том, чтобы смотреть в глаза. И все же я чувствовал себя виноватым, потому что люди ждали от меня того, что я никак не мог сделать. Что со мной было не так?
«Социопат» и «псих» – таковы были самые популярные диагнозы, которые я получал за свой вид и выражение лица. Я регулярно слышал: «Я читал о таких, как ты. Их лица ничего не выражают, потому что у них нет чувств. Худшие из убийц в истории были социопатами.»
Я начинал верить в то, что обо мне говорят – ведь многие говорили одно и то же. Сознавать свою ущербность было больно. Я становился более замкнутым, более отстраненным. Я начал читать о психических отклонениях и задумываться – что будет, если однажды я «сорвусь». Что если я вырасту убийцей? Я читал, что у них был подозрительный вид, и они не смотрели людям в глаза.
Я постоянно размышлял об этом. Я не нападал на людей. Не устраивал пожары. Не мучил животных. Я не испытывал желания кого-то убить. Пока. Но вдруг это случится позже? Я долгое время думал о том, не окажусь ли я в тюрьме. Я читал о разных тюрьмах и решил, что федеральные лучше. Если я когда-нибудь попаду за решетку, думал я, пусть это будет федеральная тюрьма усиленного режима, а не какая-нибудь жуткая тюрьма штата вроде «Аттики». Только уже будучи подростком, я наконец пришел к выводу, что я не убийца или кто-то похуже. Я уже знал, что ничего не замышляю и не скрываю, когда прячу взгляд, и начал задумываться, почему столь многие люди считали это поведение подозрительным. К тому времени мне довелось встречать подозрительных и не чистых на руку людей, которые как раз таки смотрели мне прямо в глаза, и это наводило на мысли, что те, кто на меня жаловались, были лицемерами.
По сей день визуальная информация отвлекает меня от разговора. В детстве, когда я замечал что-то интересное, я переводил взгляд туда и замолкал. Сейчас я не то чтобы перестаю говорить совсем, но все равно делаю паузы, когда что-то привлекает мое внимание. Поэтому при разговоре я обычно смотрю на что-то нейтральное — вдаль или себе под ноги. Долгое время мне было сложно научиться вести машину и одновременно разговаривать, но я с этим справился.
И теперь я знаю, что не смотреть на кого-то совершенно естественно для такого человека, как я. Людям с синдромом Аспергера просто неудобно это делать. На самом деле, я до сих не понимаю, почему считается нормой пялиться на чьи-то глазные яблоки.
Для меня было огромным облегчением узнать, почему я не смотрю людям в глаза. Если бы я знал это, когда был младше, это избавило бы меня от немалой боли.
Шестьдесят лет назад австрийский психиатр Ганс Аспергер описал поведение детей, которые обладали интеллектом и словарным запасом выше среднего, но демонстрировали некоторые признаки, свойственные людям с аутизмом, например, явный дефицит социальных и коммуникативных навыков. В 1981 году это нарушение было названо синдромом Аспергера. В 1984-м его включили в «Руководство по диагностике и статистике психических расстройств», которым пользуются специалисты в США.
Люди с синдромом Аспергера всегда были среди нас, но до недавнего времени их особенности ускользали от внимания врачей. Когда я был ребенком, врачи неверно диагностировали СА как депрессию, шизофрению или набор других расстройств.
Синдром Аспергера не так уж плох. Он может сопровождаться редкими талантами. Некоторые аспи обладают действительно выдающимися способностями, которые помогают им решать сложнейшие задачи. Ребенок-аспи, повзрослев, может стать блестящим инженером или ученым. У некоторых – идеальный музыкальный слух и потрясающие способности к музыке. У многих таких детей настолько развиты вербальные навыки, что синдром Аспергера порой называют «синдромом маленького профессора». Но не стоит заблуждаться – большинство детей-аспи не становятся профессорами. Процесс взросления может оказаться тяжелым.
Стоит помнить о том, что это часть аутистического спектра. У некоторых людей симптомы проявляются настолько явно, что им крайне сложно самостоятельно функционировать в обществе. У других, как у меня, признаки выражены слабее, и они могут найти свой собственный путь. Некоторые аспи достигли больших успехов в жизни, найдя работу, которая задействует их уникальные способности.
Этот диагноз оказался удивительно распространен: по данным Федерального комитета по контролю и предотвращению заболеваний (за февраль 2007 года), один человек из 150 имеет синдром Аспергера или другое расстройство аутистического спектра. Это почти два миллиона человек только в США.
Синдром Аспергера – это то, с чем вы рождаетесь, а не то, что случается позже. У меня он был ярко выражен с детских лет, но, к сожалению, никто не знал, на что обратить внимание. Мои родители видели лишь то, что я отличался от других детей. Даже в раннем детстве со стороны можно было заметить, что со мной что-то не так. Я ходил механической походкой, как робот. Я неуклюже двигался. Выражения словно бы застывали на моем лице, я редко улыбался. Часто я вообще не реагировал на людей и вел себя так, будто их нет. Большую часть времени я был один, в своем собственном мире, в стороне от сверстников. Я был абсолютно поглощен своими кубиками и не обращал внимания на то, что происходит вокруг. Если я все же общался с другими детьми, обычно это получалось неуклюже. Я редко смотрел кому-то в глаза.
Еще я никогда не сидел на месте. Я вертелся, раскачивался и подпрыгивал. Но при всей этой подвижности, я не мог поймать брошенный мяч и вообще заниматься каким-либо видом спорта. Мой дед в колледже был прекрасным бегуном, он едва не попал в олимпийскую сборную США. Но только не я!
Будь я ребенком сегодня, возможно, наблюдательный человек заметил бы все это и направил меня к врачу, тем самым спасая от худших из ситуаций, описанных в этой книге. Но я вырос без диагноза.
Это было одинокое и мучительное взросление.
Синдром Аспергера – не болезнь. Это состояние. От него нет лекарства, да оно и не нужно. Однако, есть необходимость в знаниях и адаптации – как со стороны самих аспи, так и их родных и друзей. Я надеюсь, что читатели – особенно те, кому приходится взрослеть и жить с синдромом Аспергера – увидят, что все хитросплетения моей судьбы и нестандартные решения, которые я принимал, привели меня к достаточно хорошей жизни, и извлекут что-то ценное из моей истории.
Мне понадобилось много времени, чтобы достичь той точки, где я нахожусь сейчас. Чтобы узнать, кто я есть. Но я больше не прячусь в темном углу. Я рад быть аспи.
@темы: переводы, look me in the eye, СА
И к адаптации относятся именно как к лечению.
Но мне трудно считать адаптацию "лечением", потому что особенности-то никуда не денутся. Их можно научиться распознавать, к ним можно приспособиться. Какие-то из них даже можно научиться скрывать в определенных ситуациях. Но они все равно останутся.
Что ж, если официальный перевод плох, то мне имеет смысл продолжать работу.