Глава 22
Путь к нормальности
Я много размышлял – как мне удалось пройти путь от человека, который не вписывается ни в какие рамки, до того, кто кажется почти нормальным. Это был постепенный процесс.
Мне кажется, есть некая шкала – от аутизма к синдрому Аспергера и от него к нормальности. На одном ее конце находятся дети, которые с рождения полностью обращены внутрь себя. Они живут, погруженные в свой мир и свои мысли, так что родители и окружающие едва могут достучаться до них. На другом конце шкалы – дети, которые полностью обращены вовне. У них почти нет способностей к глубокому самоанализу или выполнению сложных расчетов в уме. Такие люди редко становятся хорошими инженерами, но они могут многого добиться благодаря своей коммуникабельности, ведь навыки общения считаются одной из главных составляющих успеха.
читать дальшеА посередине находятся такие люди, как я – одни функционируют лучше, другие хуже. Мы умеем глубоко погружаться в свои мысли, но и не лишены способности взаимодействовать с людьми и внешним миром.
Некоторые люди с синдромом Аспергера умеют сосредотачиваться чрезвычайно сильно, и тех из нас, кто развивает этот дар до крайности, иногда называют савантами. Эта особенность часто имеет свою цену: такой человек обладает феноменальным талантом в одной узкой области, но прочие его способности крайне ограничены. Вряд ли меня можно считать савантом, просто у меня очень высокий интеллект. Но подозреваю, что в детстве я был близок к тому, чтобы им стать, и моя более поздняя способность визуализировать математические функции и работу электрических схем была из того же разряда.
До недавнего времени не было доступной информации о том, как на самом деле мыслят и воспринимают мир саванты и люди с синдромом Аспергера. Лишь в последние годы стали выходить книги и исследования, проливающие на это свет. Когда я прочел книгу Дэниела Таммета «Рожденный в голубой день», меня поразило сходство между описанием его мыслительного процесса и моим собственным мышлением. Читая слова Темпл Грандин о том, как она мыслит картинками, я тоже заметил много общего с собой. Думаю, чем больше информации будет появляться из первых рук, от таких людей, как мы, тем больше удивительных открытий нас ждет об аутизме и синдроме Аспергера.
В юности мозг человека постоянно развивается, образуя новые связи и меняя сам способ мышления. Вспоминая свое взросление, я замечаю, что у меня бывали периоды, когда моя способность сосредотачиваться на внутреннем и выполнять сложные умственные операции развивалась очень быстро. Я с легкостью решал разнообразные технические и математические задачи, но при этом больше отдалялся от людей. На смену этому периоду приходил другой – когда стремительно росло мое умение общаться с людьми, а способность глубоко сосредотачиваться, казалось, падала.
Полагаю, есть дети, которые находятся на середине шкалы или ближе к высокой функциональности, но не получают вовремя необходимой стимуляции – в итоге они настолько замыкаются внутри себя, что уже не могут жить в обществе, даже если они невероятно талантливы в какой-то узкой области, например, в абстрактной математике.
Ученые уже давно исследуют так называемую «пластичность мозга» – его способность перестраивать нейронные пути, исходя из нового опыта. Судя по всему, в разном возрасте у человека преобладают разные виды пластичности. Вспоминая свое детство, я думаю, что период с четырех до семи лет сыграл решающую роль в моей дальнейшей адаптации. Именно тогда я рыдал и мучился от того, что со мной никто не дружит. Я мог бы отдалиться от людей, чтобы избежать новой боли, но этого не произошло. К счастью, мне удавалось общаться с адекватными взрослыми – родственниками и их университетскими друзьями – и благодаря этому я не утратил желание иметь дело с людьми.
Но я легко могу представить ребенка, которому совершенно не с кем общаться, и от этого он уходит в себя. А если ребенок в пять лет полностью замкнется, потом выманить его наружу будет очень сложно.
Что касается меня самого, еще одно значительное перестроение моего мозга произошло уже после тридцати лет или даже позже. Я это вижу, потому что могу сравнить свое нынешнее мышление с записями своих мыслей и чертежами устройств, сделанными лет двадцать пять назад.
Все, что я писал тогда, было сухим и бесцветным, лишенным эмоций. Я не писал о своих чувствах, потому что сам не понимал их. Теперь я гораздо лучше разбираюсь в своей эмоциональной жизни и могу выражать свои переживания и устно, и письменно. Но за этот рост эмоционального интеллекта пришлось заплатить. Я смотрю на свои разработки двадцатилетней давности, словно их создал кто-то другой.
Некоторые мои устройства были прямо-таки шедеврами экономичности и функциональности. Многие говорили мне, что это гениальные творения. Но сегодня я совершенно не понимаю, как все это сделал. Когда я смотрю на свои старые чертежи, мне вспоминается книга, прочитанная в юности – «Цветы для Элджернона». Ученые взяли умственно отсталого человека и превратили его в гения, но эффект оказался недолгим, и его ум начал угасать снова. Именно так я иногда себя чувствую, когда гляжу на свои прежние творения. Все они были порождены той частью разума, которой у меня больше нет. Я больше не смогу изобрести гениальное устройство. Может быть, мне придет в голову идея в духе световой гитары Эйса Фрейли, но воплощать ее придется кому-то другому.
Мою историю нельзя назвать печальной, потому что мой интеллект не погиб и не ослабел. Он начал работать по-другому. Уверен, что мой мозг так же силен, как и раньше, но его фокус стал шире, если можно так сказать. Никто из тех, кто знал меня тридцать лет назад, не мог предвидеть, что я научусь общаться, как сейчас, или выражать эмоции, мысли и чувства, о которых вы читаете в этой книге. Я и сам не мог этого предвидеть.
Но обмен того стоил. Гениальность никогда не помогала мне заводить друзей и уж точно не приносила мне счастья. Моя нынешняя жизнь несравнимо счастливее, богаче и разнообразнее прежней – благодаря непрерывному развитию моего мозга.
Подозреваю, что когда я был ребенком, взрослые в достаточной мере поощряли меня, чтобы я продолжал общаться и двигаться дальше по пути социализации. Взрослые лучше детей умели справляться с моими ограничениями. Они поддерживали разговор, даже когда я отвечал невпопад, и чаще проявляли интерес к тому, что я говорил, каким бы странным это ни было. Если бы мне не помогли сочувствующие взрослые, я бы, наверное, еще больше погрузился в аутизм. Может быть, я вообще перестал бы общаться.
Даже в шестнадцать лет я легко мог утратить навыки общения и запереться в своем внутреннем мире.
Вспоминая те годы, я вижу путь, который мог увести меня куда-то далеко – возможно, к полному аутизму, возможно, туда, где обитают саванты, способные перемножать в уме десятизначные числа. В конце концов, я хорошо ладил со своими устройствами, и они никогда не смеялись надо мной. Они обеспечивали меня сложными задачами, но никогда не были жестоки. Примерно в тот год, когда я бросил школу, я словно стоял на развилке двух дорог, и от моего выбора зависела вся дальнейшая жизнь.
По сути, обстоятельства сделали выбор за меня – безумная обстановка в семье, потребность сбежать от родителей и найти работу, чтобы выжить одному. И я пошел по первой дороге, прочь от мира машин и устройств, уютного мира приглушенных красок, неяркого света и механического совершенства. Я двинулся навстречу миру людей, яркому, беспокойному и непредсказуемому. Оценивая свой выбор тридцать лет спустя, я думаю, что те дети, которые выбрали другую дорогу, возможно, в итоге так и не смогли вписаться в общество.
И когда я думаю о детях, пошедших по второму пути, меня, как взрослого человека с синдромом Аспергера, глубоко тревожит одна вещь. Очень часто в описаниях аутизма и синдрома Аспергера говорится, что такие люди, как я, «не желают контактировать с окружающими» или «предпочитают играть одни». Я не могу утверждать за других детей, но хотел бы очень четко выразить свои собственные чувства: я никогда не хотел быть один! И все те детские психологи, которые говорили: «Джон предпочитает играть сам по себе», категорически заблуждались. Я играл один, потому что у меня не получалось играть с другими. Я был один из-за собственных ограничений, и одиночество стало одним из самых горьких переживаний моего детства. Боль от этих ранних неудач еще долго преследовала меня и во взрослом возрасте, даже когда я узнал о синдроме Аспергера.
В молодости мне повезло открыть мир музыки и влиться в круг музыкантов, звукооператоров и мастеров по спецэффектам. Те, кто работает в этой области, привыкли иметь дело с необычными людьми. Я был умен, талантлив, изобретателен, и для них этого было достаточно.
В каком-то смысле, я совершил ошибку, покинув тот мир, где меня принимали и где я чувствовал себя своим. Работая в корпорации, я редко ощущал подобное. Но при моем катастрофическом финансовом положении я не мог позволить себе и дальше работать над электронными устройствами для музыкантов. Мне нужна была настоящая работа.
В корпоративном мире я начинал как инженер, зарабатывая 25 тысяч долларов в год. Тогда, в 70-е годы, это были весьма неплохие деньги. По мере моего продвижения вверх зарплата росла. Ведущий инженер, менеджер по разработке новых продуктов, заместитель директора отдела проектирования, директор инженерного отдела. И, наконец, главный управляющий по энергосистемам. Спустя десять лет я стал получать 100 тысяч в год. Мне завидовали все, кто находился ниже меня по должности. Но я попался в коварную ловушку.
Вначале я проектировал электросхемы. Я любил и умел это делать. Десять лет спустя мои обязанности свелись к тому, чтобы руководить людьми и проектами. Мне был приятен высокий статус и уважение, но руководитель из меня был плохой, и мне не нравилось этим заниматься. Однако, если бы я захотел снова стать инженером, мне пришлось бы уйти в другую компанию и согласиться на зарплату вдвое меньше. Подтекст был ясен: менеджеры ценятся выше, чем инженеры. И меня это злило. Я не собирался жертвовать деньгами и карьерой лишь ради того, чтобы заниматься творческой работой. Мне хотелось всего сразу: хорошей зарплаты, независимости и свободы творчества.
– Вам следовало бы работать на самого себя, – говорило мне начальство.
Было ли это предвестником фразы «Вы уволены?» Дважды меня уже сокращали – иначе говоря, отвергали вновь. В 1983 году я потерял, казалось бы, вполне стабильную работу с зарплатой в 60 тысяч долларов и оказался на пособии по безработице – 197 долларов в неделю. И мне приходилось стоять в очереди по часу и заполнять два бланка, чтобы получить хотя бы это. В тот год я решил, что больше никогда не буду безработным.
Путь к нормальности
Я много размышлял – как мне удалось пройти путь от человека, который не вписывается ни в какие рамки, до того, кто кажется почти нормальным. Это был постепенный процесс.
Мне кажется, есть некая шкала – от аутизма к синдрому Аспергера и от него к нормальности. На одном ее конце находятся дети, которые с рождения полностью обращены внутрь себя. Они живут, погруженные в свой мир и свои мысли, так что родители и окружающие едва могут достучаться до них. На другом конце шкалы – дети, которые полностью обращены вовне. У них почти нет способностей к глубокому самоанализу или выполнению сложных расчетов в уме. Такие люди редко становятся хорошими инженерами, но они могут многого добиться благодаря своей коммуникабельности, ведь навыки общения считаются одной из главных составляющих успеха.
читать дальшеА посередине находятся такие люди, как я – одни функционируют лучше, другие хуже. Мы умеем глубоко погружаться в свои мысли, но и не лишены способности взаимодействовать с людьми и внешним миром.
Некоторые люди с синдромом Аспергера умеют сосредотачиваться чрезвычайно сильно, и тех из нас, кто развивает этот дар до крайности, иногда называют савантами. Эта особенность часто имеет свою цену: такой человек обладает феноменальным талантом в одной узкой области, но прочие его способности крайне ограничены. Вряд ли меня можно считать савантом, просто у меня очень высокий интеллект. Но подозреваю, что в детстве я был близок к тому, чтобы им стать, и моя более поздняя способность визуализировать математические функции и работу электрических схем была из того же разряда.
До недавнего времени не было доступной информации о том, как на самом деле мыслят и воспринимают мир саванты и люди с синдромом Аспергера. Лишь в последние годы стали выходить книги и исследования, проливающие на это свет. Когда я прочел книгу Дэниела Таммета «Рожденный в голубой день», меня поразило сходство между описанием его мыслительного процесса и моим собственным мышлением. Читая слова Темпл Грандин о том, как она мыслит картинками, я тоже заметил много общего с собой. Думаю, чем больше информации будет появляться из первых рук, от таких людей, как мы, тем больше удивительных открытий нас ждет об аутизме и синдроме Аспергера.
В юности мозг человека постоянно развивается, образуя новые связи и меняя сам способ мышления. Вспоминая свое взросление, я замечаю, что у меня бывали периоды, когда моя способность сосредотачиваться на внутреннем и выполнять сложные умственные операции развивалась очень быстро. Я с легкостью решал разнообразные технические и математические задачи, но при этом больше отдалялся от людей. На смену этому периоду приходил другой – когда стремительно росло мое умение общаться с людьми, а способность глубоко сосредотачиваться, казалось, падала.
Полагаю, есть дети, которые находятся на середине шкалы или ближе к высокой функциональности, но не получают вовремя необходимой стимуляции – в итоге они настолько замыкаются внутри себя, что уже не могут жить в обществе, даже если они невероятно талантливы в какой-то узкой области, например, в абстрактной математике.
Ученые уже давно исследуют так называемую «пластичность мозга» – его способность перестраивать нейронные пути, исходя из нового опыта. Судя по всему, в разном возрасте у человека преобладают разные виды пластичности. Вспоминая свое детство, я думаю, что период с четырех до семи лет сыграл решающую роль в моей дальнейшей адаптации. Именно тогда я рыдал и мучился от того, что со мной никто не дружит. Я мог бы отдалиться от людей, чтобы избежать новой боли, но этого не произошло. К счастью, мне удавалось общаться с адекватными взрослыми – родственниками и их университетскими друзьями – и благодаря этому я не утратил желание иметь дело с людьми.
Но я легко могу представить ребенка, которому совершенно не с кем общаться, и от этого он уходит в себя. А если ребенок в пять лет полностью замкнется, потом выманить его наружу будет очень сложно.
Что касается меня самого, еще одно значительное перестроение моего мозга произошло уже после тридцати лет или даже позже. Я это вижу, потому что могу сравнить свое нынешнее мышление с записями своих мыслей и чертежами устройств, сделанными лет двадцать пять назад.
Все, что я писал тогда, было сухим и бесцветным, лишенным эмоций. Я не писал о своих чувствах, потому что сам не понимал их. Теперь я гораздо лучше разбираюсь в своей эмоциональной жизни и могу выражать свои переживания и устно, и письменно. Но за этот рост эмоционального интеллекта пришлось заплатить. Я смотрю на свои разработки двадцатилетней давности, словно их создал кто-то другой.
Некоторые мои устройства были прямо-таки шедеврами экономичности и функциональности. Многие говорили мне, что это гениальные творения. Но сегодня я совершенно не понимаю, как все это сделал. Когда я смотрю на свои старые чертежи, мне вспоминается книга, прочитанная в юности – «Цветы для Элджернона». Ученые взяли умственно отсталого человека и превратили его в гения, но эффект оказался недолгим, и его ум начал угасать снова. Именно так я иногда себя чувствую, когда гляжу на свои прежние творения. Все они были порождены той частью разума, которой у меня больше нет. Я больше не смогу изобрести гениальное устройство. Может быть, мне придет в голову идея в духе световой гитары Эйса Фрейли, но воплощать ее придется кому-то другому.
Мою историю нельзя назвать печальной, потому что мой интеллект не погиб и не ослабел. Он начал работать по-другому. Уверен, что мой мозг так же силен, как и раньше, но его фокус стал шире, если можно так сказать. Никто из тех, кто знал меня тридцать лет назад, не мог предвидеть, что я научусь общаться, как сейчас, или выражать эмоции, мысли и чувства, о которых вы читаете в этой книге. Я и сам не мог этого предвидеть.
Но обмен того стоил. Гениальность никогда не помогала мне заводить друзей и уж точно не приносила мне счастья. Моя нынешняя жизнь несравнимо счастливее, богаче и разнообразнее прежней – благодаря непрерывному развитию моего мозга.
Подозреваю, что когда я был ребенком, взрослые в достаточной мере поощряли меня, чтобы я продолжал общаться и двигаться дальше по пути социализации. Взрослые лучше детей умели справляться с моими ограничениями. Они поддерживали разговор, даже когда я отвечал невпопад, и чаще проявляли интерес к тому, что я говорил, каким бы странным это ни было. Если бы мне не помогли сочувствующие взрослые, я бы, наверное, еще больше погрузился в аутизм. Может быть, я вообще перестал бы общаться.
Даже в шестнадцать лет я легко мог утратить навыки общения и запереться в своем внутреннем мире.
Вспоминая те годы, я вижу путь, который мог увести меня куда-то далеко – возможно, к полному аутизму, возможно, туда, где обитают саванты, способные перемножать в уме десятизначные числа. В конце концов, я хорошо ладил со своими устройствами, и они никогда не смеялись надо мной. Они обеспечивали меня сложными задачами, но никогда не были жестоки. Примерно в тот год, когда я бросил школу, я словно стоял на развилке двух дорог, и от моего выбора зависела вся дальнейшая жизнь.
По сути, обстоятельства сделали выбор за меня – безумная обстановка в семье, потребность сбежать от родителей и найти работу, чтобы выжить одному. И я пошел по первой дороге, прочь от мира машин и устройств, уютного мира приглушенных красок, неяркого света и механического совершенства. Я двинулся навстречу миру людей, яркому, беспокойному и непредсказуемому. Оценивая свой выбор тридцать лет спустя, я думаю, что те дети, которые выбрали другую дорогу, возможно, в итоге так и не смогли вписаться в общество.
И когда я думаю о детях, пошедших по второму пути, меня, как взрослого человека с синдромом Аспергера, глубоко тревожит одна вещь. Очень часто в описаниях аутизма и синдрома Аспергера говорится, что такие люди, как я, «не желают контактировать с окружающими» или «предпочитают играть одни». Я не могу утверждать за других детей, но хотел бы очень четко выразить свои собственные чувства: я никогда не хотел быть один! И все те детские психологи, которые говорили: «Джон предпочитает играть сам по себе», категорически заблуждались. Я играл один, потому что у меня не получалось играть с другими. Я был один из-за собственных ограничений, и одиночество стало одним из самых горьких переживаний моего детства. Боль от этих ранних неудач еще долго преследовала меня и во взрослом возрасте, даже когда я узнал о синдроме Аспергера.
В молодости мне повезло открыть мир музыки и влиться в круг музыкантов, звукооператоров и мастеров по спецэффектам. Те, кто работает в этой области, привыкли иметь дело с необычными людьми. Я был умен, талантлив, изобретателен, и для них этого было достаточно.
В каком-то смысле, я совершил ошибку, покинув тот мир, где меня принимали и где я чувствовал себя своим. Работая в корпорации, я редко ощущал подобное. Но при моем катастрофическом финансовом положении я не мог позволить себе и дальше работать над электронными устройствами для музыкантов. Мне нужна была настоящая работа.
В корпоративном мире я начинал как инженер, зарабатывая 25 тысяч долларов в год. Тогда, в 70-е годы, это были весьма неплохие деньги. По мере моего продвижения вверх зарплата росла. Ведущий инженер, менеджер по разработке новых продуктов, заместитель директора отдела проектирования, директор инженерного отдела. И, наконец, главный управляющий по энергосистемам. Спустя десять лет я стал получать 100 тысяч в год. Мне завидовали все, кто находился ниже меня по должности. Но я попался в коварную ловушку.
Вначале я проектировал электросхемы. Я любил и умел это делать. Десять лет спустя мои обязанности свелись к тому, чтобы руководить людьми и проектами. Мне был приятен высокий статус и уважение, но руководитель из меня был плохой, и мне не нравилось этим заниматься. Однако, если бы я захотел снова стать инженером, мне пришлось бы уйти в другую компанию и согласиться на зарплату вдвое меньше. Подтекст был ясен: менеджеры ценятся выше, чем инженеры. И меня это злило. Я не собирался жертвовать деньгами и карьерой лишь ради того, чтобы заниматься творческой работой. Мне хотелось всего сразу: хорошей зарплаты, независимости и свободы творчества.
– Вам следовало бы работать на самого себя, – говорило мне начальство.
Было ли это предвестником фразы «Вы уволены?» Дважды меня уже сокращали – иначе говоря, отвергали вновь. В 1983 году я потерял, казалось бы, вполне стабильную работу с зарплатой в 60 тысяч долларов и оказался на пособии по безработице – 197 долларов в неделю. И мне приходилось стоять в очереди по часу и заполнять два бланка, чтобы получить хотя бы это. В тот год я решил, что больше никогда не буду безработным.
@темы: переводы, look me in the eye, СА
-
-
19.06.2015 в 15:21Вот да, у меня тоже около 30 произошел перелом. Я стала общительнее. Правда, не скажу, что стала менее гениальной) не была я до 30 гением.
-
-
19.06.2015 в 15:31-
-
19.06.2015 в 16:06-
-
19.06.2015 в 16:09А насчет общения - в школе я была вполне общительна. Потом это постепенно стало спадать, годам к 25 я крайне замкнулась. И вот только недавно, похоже, пошел обратный процесс.
-
-
19.06.2015 в 16:12Кириллица, всегда пожалуйста) Это очень здорово.
-
-
19.06.2015 в 16:19И я не скажу, что в школе у меня не было подруг, но вот особого желания общаться с ними не было. не потому, что общаться не хотелось, а потому, что их способ проводить время казался мне мучительным. Я вдобавок ко всему жаворонок, после семи часов шум и движение уже начинало утомлять, после восьми могла завалиться спать. Ни в кино сходить вечером, ни на танцы, и даже не о чем говорить, когда подруги обсуждали передачу, показанную по телевизору поздно вечером.
-
-
19.06.2015 в 17:58Меня тоже в подростковом возрасте "вытаскивали" друзья родителей и учителя. Так что в подростковом возрасте у меня не было как такового "бунта против взрослых" - рубить сук, на котором сижу?
И сейчас я скорее общаюсь и социализируюсь, а не читаю и напитываюсь информацией. Все бы ничего, но я не пишу в такие периоды.
-
-
19.06.2015 в 19:23Насчет взрослых, я тоже не помню, чтобы особенно бунтовала - мне вообще со взрослыми чаще всего было интереснее, чем со сверстниками.
С социализацией у меня сложно) Но эта глава мне открыла глаза на то, что это и вправду происходит периодами.
-
-
19.06.2015 в 20:05Вот так я к идее карьеры и отношусь - мне в принципе трудно понимать, зачем нужно стремиться к ней, если вместо возможности заниматься любимым и понятным делом будет то самое руководство людьми и проектами.
-
-
19.06.2015 в 20:17-
-
20.06.2015 в 06:32...И если бывает - насколько... реально такое опасение? То есть, может ли случиться на самом деле.
-
-
20.06.2015 в 08:37Я всегда этого боюсь. Не до психушки, конечно, но я же и подолгу не разговаривать могу вовсе, например. И летом жить неделю дома ( не в квартире) вдвоем с собакой и не вылезать дальше супермаркета. А некоторая часть общения держится сознательными усилиями, а не сама по себе.
-
-
20.06.2015 в 10:12Насколько реально дойти до необратимой точки - этого не знаю.
-
-
20.06.2015 в 11:13И самое главное - я всего социального хочу. Хочу друзей, хочу мужа, хочу семью, хочу даже компанию в какой-то мере. А всего этого без социализации не заиметь.
-
-
20.06.2015 в 21:06-
-
21.06.2015 в 00:29А туда надо попасть. А это деньги. А денег без социализации не будет. А если дома, то это "хиккиморизм". Так что все мечутся. Это типично.
-
-
21.06.2015 в 00:36-
-
21.06.2015 в 00:47-
-
21.06.2015 в 04:41Тоже мотаемся между "разрешить себе" и "не позволять себе деградировать".
Осталось как-нибудь выяснить, не испытывают ли подобной опаски "нормальные люди".
-
-
21.06.2015 в 04:53Я всегда этого боюсь. Не до психушки, конечно, но я же и подолгу не разговаривать могу вовсе, например. И летом жить неделю дома ( не в квартире) вдвоем с собакой и не вылезать дальше супермаркета.
М? А что, жить неделю дома (правда, в квартире), вылезая только в магазин, общаясь лишь с компьютером и попугаем и не отвечая на звонки - это что-то странное? О_о Когда мы так делаем, никто не удивляется... ну, кроме как тому, что телефон не берём. Скажешь, что "ярко выраженный интроверт", и всем всё понятно.)))))))
-
-
21.06.2015 в 06:25В квартире безвылазно я бы не смогла
-
-
21.06.2015 в 07:11-
-
21.06.2015 в 07:41Даже если так. Потому что бетонная клетка, Сутки максимум, по болезни - ну, двое. Неба и воздуха не хватает.
-
-
21.06.2015 в 11:56-
-
21.06.2015 в 12:42Главное не в качестве или количестве личных заморочек, а насколько удобно ухитришься с ними устроиться в человечьем обществе. Если так сумеешь - будешь жить полноценно, будь хоть аутист, хоть шизоид, хоть вообще ахондропласт.