понедельник, 02 июля 2018
Глава 6
ВзрослениеЯ успел досчитать до семи – ровно столько секунд понадобилось моему отцу, чтобы, шатаясь, осесть на пол гостиной и превратиться в тень самого себя. Он лежал на спине, дыша хрипло и прерывисто, его широко раскрытые воспаленные глаза пристально глядели на меня.
Болезнь моего отца проявляла себя постепенно – его поведение начало меняться вскоре после рождения близняшек. Он перестал работать в саду и отказывался видеть старых друзей. На него находили приступы то чрезмерной болтливости, то почти полного молчания. Физически он за пару месяцев, казалось, постарел лет на десять: сильно исхудал, осунулся и передвигался по дому все более медленно и неуверенно. Даже морщины на его лице стали глубже.
читать дальшеМне было десять, когда я невольно стал свидетелем первого нервного срыва своего отца. В предыдущие месяцы мама как могла ограждала нас от все более явных признаков его болезни. В тот день, однако, я вошел в гостиную незамеченным и увидел, как отец, спотыкаясь, бродит по комнате с расширившимися глазами и что-то неразборчиво бормочет. Я ничего не делал, только молча наблюдал за ним, не зная, как к этому отнестись, но при этом не желая оставлять его одного. На шум падения прибежала мама. Она мягко оттеснила меня в сторону и велела идти к себе. Она объяснила, что отцу нездоровится и она уже вызвала врача. Через десять минут приехала скорая с выключенной сиреной. Стоя на лестнице, я смотрел, как отца положили на носилки, укутали одеялом и унесли.
На следующий день в доме стало тише и как будто холоднее. Я помню, как сидел в своей комнате и пытался разобраться в своих чувствах по поводу отца. Я знал, что должен что-то испытывать, но не был уверен, что именно. В конце концов, я понял, что дом кажется без него неполным и мне хочется, чтобы он вернулся.
Нам сказали, что отцу нужно время, чтобы поправиться, и что его забрали в больницу, где он будет лечиться. Его не было дома несколько недель. Нас, детей, к нему не пускали, хотя мама ездила на автобусе навещать его. Он лежал в психиатрической клинике, но мы были слишком малы, чтобы понимать, что такое психическое заболевание. Мама не обсуждала с нами состояние отца, только говорила, что он идет на поправку и скоро вернется домой. Тем временем, оставшись с семью детьми (из которых пятеро были от четырех лет и младше), мама во многом полагалась на поддержку своих родителей, друзей семьи и помощников, вызванных из социальной службы. Нам с братом тоже приходилось помогать всеми силами – например, мыть посуду и носить покупки.
Когда отца выписали из больницы, мы не праздновали его возвращение. Мы пытались в каком-то смысле вернуться к нормальной жизни. Отец старался заниматься повседневными делами – менять подгузники и готовить ужин – что он обычно и делал до того, как на него обрушилась болезнь. Но все было по-другому, и, думаю, я знал, что как раньше уже не будет. Человека, который защищал меня и заботился обо мне, отдавая все силы и энергию, больше не было – вместо него появился человек, который сам нуждался в защите и заботе. Врачи прописали ему лекарства и рекомендовали регулярно отдыхать. Каждый день после обеда он поднимался в свою комнату и спал несколько часов. Мама просила моих братьев и сестер, чтобы они играли так же тихо, как я, чтобы его не тревожить. Когда начинал плакать кто-то из младенцев, мама первым делом выносила их из дома в сад, и только там уже занималась ими.
Отношения между родителями тоже изменились. Маме, которая прежде опиралась на отца и в практическом, и в эмоциональном смысле, пришлось переосмыслить их совместную жизнь и, в каком-то смысле, начать все с нуля. Их разговоры стали короткими, а то слаженное взаимодействие, которое они прежде отточили до совершенства, казалось, исчезло вовсе. Им как будто заново пришлось учиться строить отношения друг с другом. Они все чаще ссорились, и тогда их голоса становились громкими и темными. Мне не хотелось слышать, как они ругаются, и я зажимал уши руками. Часто после особенно шумной ссоры мама приходила в мою комнату посидеть в тишине. Мне хотелось укутать ее в мягкую тишину, как в одеяло.
Состояние моего отца колебалось изо дня в день и от недели к неделе. Были долгие периоды, когда он разговаривал с нами и вел себя, как обычно, но они прерывались внезапными приступами бессвязной зацикленной речи, замкнутости и дезориентации. В последующие годы он еще несколько раз отправлялся в больницу на несколько недель. А потом болезнь как будто отступила так же внезапно, как и появилась. Отец начал гораздо лучше есть и спать, стал физически крепче и эмоционально стабильнее, к нему вернулись уверенность и энергия. Отношения моих родителей пошли на лад, и за этим последовало рождение восьмого ребенка, моей сестры Анны-Мари. Она родилась летом 1990 года. Еще через семнадцать месяцев, за четыре дня до моего тринадцатого дня рождения, появилась на свет их последняя дочь, Шелли.
Улучшение здоровья отца и очередное прибавление в семье означали новый переезд – в 1991 году мы перебрались в дом с четырьмя спальнями на Марстон-авеню. К дому примыкала терраса, позади был разбит большой сад, а поблизости находилось несколько магазинов и парк. Как и во всех наших домах до этого, в нем была лишь одна ванная и туалет на всю семью из одиннадцати человек. Перед дверью в ванную нередко выстраивалась очередь. Гостиная и столовая были разделены дверями, которые часто держались открытыми, так что комнаты на нижнем этаже как бы переходили одна в другую. Когда я обдумывал какую-то мысль или идею, я прохаживался по всему этажу – из гостиной в столовую, на кухню, в коридор, снова в гостиную и дальше по кругу. Опустив голову и прижав руки к телу, я ходил, погрузившись в свои мысли и не замечая никого вокруг.
@темы:
переводы,
born on a blue day,
СА