Когда раздался писк будильника, я подскочил на кровати и зажал руками уши. Голова все еще болела, к тому же, я совершенно не привык просыпаться по будильнику. Одной рукой я нашарил нужную кнопку и восстановил тишину в комнате. За окном еще не рассвело. Я почистил зубы (в течение ровно двух минут) и принял душ. Мне не нравилось, что все было по-другому. Насадка душа была больше, вода лилась сильнее, а полотенца казались странными на ощупь. Я вытерся и поспешил одеться – по крайней мере, моя одежда оставалась такой же, как всегда. С сильным волнением и нерешительностью, я вышел из номера и спустился по лестнице в зал для завтрака. Я подождал, пока появится Тоби, чтобы видеть рядом знакомое лицо, и только потом сел за еду. Я съел маффин и выпил чаю, а после того, как спустились и поели все остальные, мы погрузились в машину и поехали к большому комплексу многоэтажных зданий со сверкающими окнами. Нам предстояла встреча со знаменитым неврологом, профессором Рамачандраном, и его командой в калифорнийском Центре изучения мозга.
читать дальшеКогда мы прибыли, ученые вышли нас поприветствовать, а затем проводили нас в кабинет профессора. Коридоры, по которым мы шли, сияли от солнечного света, лившегося из окон, сплошь занимавших одну из стен. Сам же кабинет оказался большим и более темным. Стены были заставлены плотными рядами книг, на массивном столе лежали бумаги и пластмассовые макеты мозга. Мне предложили сесть на стул напротив профессора и одного из членов его команды.
Профессор заговорил густым и звучным голосом. На самом деле, в нем все казалось каким-то большим – круглые, слегка навыкате, глаза, густые вьющиеся черные волосы и такие же черные усы. Я помню, какими крупными показались мне его руки, когда он протянул их ко мне. Однако, его очевидный энтузиазм неким образом меня успокаивал. Я, конечно, нервничал, но при этом ощущал воодушевление.
Сначала меня попросили мысленно решить несколько арифметических примеров. Я называл ответы вслух, а помощник профессора проверял их на калькуляторе. Голова у меня продолжала болеть после перелета, но, к счастью, я справился с их задачами. Затем мне стали зачитывать список чисел, а я должен был сказать, является ли каждое из них простым или нет. Я ни разу не ошибся. Я рассказал, как мысленно вижу числа и как они обладают разным цветом, формой и фактурой. Профессор выглядел заинтересованным – похоже, это произвело на него впечатление.
Когда подошло время обеда, помощник профессора, молодой человек по имени Шай с угольно-черными волосами и такими же большими глазами, как у профессора, проводил меня в столовую на территории центра. Шай был в восторге от моих описаний того, как я мысленно визуализировал числа и ответы на различные вычисления. Потом меня пригласили в еще один кабинет, где я познакомился с другим членом команды профессора Рамачандрана по имени Эд. Шай и Эд хотели подробнее узнать о конкретных визуальных образах, связанных у меня с разными числами. Мне было сложно подобрать слова, поэтому я взял фломастер и начал рисовать образы чисел, о которых они спрашивали, на белой доске. Ученые были потрясены. Они не ожидали, что мои образы окажутся настолько сложными, и что я смогу их так детально изобразить.
К удивлению всех, ученые попросили режиссера дать им еще время, чтобы изучить некоторые мои способности и мое визуальное представление чисел. Режиссер позвонил продюсеру в Лондон, и тот согласился.
На следующий день меня попросили повторить свои описания и рисунки различных чисел, но уже при включенных камерах. Я подошел к белой доске и заполнил ее схемами и рисунками того, как я вижу числа и совершаю мысленные вычисления с помощью синестетических образов. Меня даже попросили вылепить некоторые числа из пластилина.
Затем меня посадили перед экраном компьютера, заполненным знаками числа «пи», а к пальцам подсоединили гальванический датчик реакции кожи. Не сообщая мне заранее, ученые подменили шестерки девятками в случайных местах последовательности. Им было интересно, вызовут ли эти изменения какой-то отклик в показаниях датчика. Когда я смотрел на числа на экране, мне становилось неприятно, и я начинал морщиться, потому что элементы моих числовых пейзажей распадались, словно их кто-то ломал. Гальванический датчик показал заметные колебания, означавшие, что у меня действительно возникает физиологическая реакция на подмену цифр. Ученые, особенно Шай, были поражены.
Иногда меня спрашивают, нравится ли мне быть подопытным кроликом для исследователей. Я ничего не имею против экспериментов, потому что знаю, что так помогаю ученым лучше понять человеческий мозг, а это для всеобщего блага. Кроме того, я рад узнать больше о самом себе и о том, как устроен мой ум.
Дополнительное время, отведенное на общение с учеными, быстро подошло к концу, а график теперь стал еще более плотным. Перед расставанием Шай спросил, не мог бы я съездить с ним на скалы неподалеку, чтобы посмотреть на море и на планеры, парящие в небе. Ему хотелось пообщаться со мной подальше от съемочной группы и камер. Мы прогулялись по скалам, а он в это время задавал мне вопросы об эмоциях, которые я испытываю к различным числам, и делал пометки в специально захваченном для этого блокноте. Казалось, каждый мой ответ восхищает его все сильнее. «Знаете, для ученых вы просто находка века», – объявил он, но я не нашел, что ответить. Шай мне понравился, и я пообещал поддерживать связь – мы до сих пор переписываемся по электронной почте.
@темы:
переводы,
born on a blue day,
СА
-
-
09.10.2018 в 10:20-
-
09.10.2018 в 12:02