Глава 29
Моя жизнь как поезд
Я всегда любил поезда.
Однажды, когда Медвежонку было лет шесть, мы с ним отправились на грузовой двор «Конрейл» в Вест-Спрингфилде. Мы въехали на территорию депо, и под колесами захрустел серый гравий, покрывавший все вокруг, включая пространство между рельсами. Когда я был маленьким, отец возил меня смотреть на поезда, и вот тридцать лет спустя я привез сюда своего сына. В пять лет отец разрешал мне водить поезд в железнодорожном музее Филадельфии. Скоро я тоже повезу туда Медвежонка.
читать дальшеВидимо, любовь к поездам – это у нас семейное. Когда отец был ребенком и жил в Чикамоге, в штате Джорджия, дед водил его смотреть на паровозы, проезжавшие мимо их аптеки. И вот, более полувека спустя, мы делаем то же самое здесь, в Массачусетсе.
Медвежонок выглядывал в окно машины, изучая ряды товарных вагонов. Он был упитанным ребенком, и сейчас подпрыгивал и ерзал на сиденье всем своим тельцем. На голове у него была синяя полосатая кондукторская шапочка. Будь он собакой, он бы вилял хвостом от восторга.
Мы ехали сорок пять минут, чтобы посмотреть на поезда, и теперь жаждали зрелища. Преодолев несколько рядов рельс, мы припарковались рядом с будкой смотрителя – старой деревянной развалиной, которая посерела от времени и почти сливалась с гравием вокруг. Диспетчер посмотрел на нас сквозь мутные стекла, и мы помахали ему рукой. Над ржавой печной трубой курился маслянистый дым. Все вокруг было тусклым и грязным, покрытым многолетним слоем копоти от дизельных моторов локомотивов, которые в то время ходили двадцать четыре часа в сутки каждый день в году.
Этот грузовой двор был построен еще во времена паровозов, пятьдесят лет назад, поэтому под слоем копоти от моторов скрывался еще один толстый слой угольной пыли. Медвежонок любил чистоту, и, к счастью, об этих слоях не знал. Повзрослев, он приобрел такую же навязчивую привычку постоянно мыть руки, как его дед и дядя. Но даже в детстве он терпеть не мог пачкаться. Так что я старался уберечь его от грязи.
– Смотри, папа, «эфки»! – закричал Медвежонок, показывая на два длинных серебристых локомотива FP-40, видневшихся на дальней стороне депо. Он заметил пассажирский поезд «Амтрак», который выделялся среди товарных составов, заполнявших двор. Нечасто увидишь, как амтраковский поезд стоит без дела посреди закопченного и усыпанного мусором грузового депо.
Мы пошли посмотреть на него поближе. Когда я собрался перейти очередные пути, где тихо ржавело полсотни старых товарных вагонов, Медвежонок крикнул: «Стой!» В свои шесть лет он уже знал, что перед тем, как пересечь рельсы, нужно остановиться и внимательно посмотреть по сторонам. Убедившись, что вагоны и не думают двигаться с места, мы быстро перескочили через рельсы. Под ногами у нас валялись пустые ампулы из-под кокаина, брошенные наркоманами, которые забредали сюда по ночам.
– Смотри, Медвежонок. Тот, кто принимает наркотики – дуреет и попадает под поезд, – сказал я.
– А почему тогда на рельсах не валяются куски людей? – спросил он.
– Может быть, их дальше поездом растащило.
Как только мы дошли до локомотивов FP-40, Медвежонок потерял к наркоманам всякий интерес. Локомотивы тихо рокотали на холостом ходу и время от времени шипели, сбрасывая лишний воздух через предохранительные клапаны.
Почему мы пришли сюда? Потому что аспергианцы стремятся узнать как можно больше о том, что их интересует, а транспорт всегда был одной из моих любимых тем. Когда я учился читать, то больше всего любил статьи в энциклопедии о поездах, кораблях и самолетах. А моими любимыми книгами долгое время были «Все о поездах» и «Автомобильная техника».
Пока мы ходили вокруг поездов, Медвежонок заметил небольшую горку песка под колесами одного из локомотивов. Он спросил, что это.
– Высыпалось из песочницы в двигателе, – сказал я. Медвежонок недоверчиво посмотрел на меня. Он привык, что я все время его разыгрываю. Дома у него была песочница, которую мы вместе соорудили. Но поездам, по его мнению, песочницы были не нужны. Он наморщил нос.
Мы подошли поближе.
– Смотри, Медвежонок, это труба, по которой высыпается песок из коробки в моторе, где он хранится. Когда колеса скользят, машинист нажимает на кнопку и подсыпает в колеса песок. При движении поезд разбрасывает его перед собой, чтобы обеспечить сцепление.
Меня радовало, что я с раннего детства знакомлю Медвежонка с практическим применением техники – это пригодится ему в будущем. Особенно знания в таком вопросе, как сцепление. Я добавил: «В некоторых машинах тоже используется песок.» Медвежонок с умным видом кивал, впитывая информацию. Позже я случайно подглядел, как он объясняет другим детям в школе, что такое сцепление.
В такие моменты я чрезвычайно им гордился. Настоящий юный инженер.
Медвежонок рос, а вместе ним росли и моторы. «Конрейл» отказался от старых локомотивов «Дженерал Моторс» с двигателями на постоянном токе и перешел на новые модели – на переменном токе. Во время следующих наших визитов я объяснял Медвежонку преимущества новых моделей и даже однажды показал ему изнутри кабину локомотива со сложными панелями управления. Большие новые локомотивы производили сильное впечатление, особенно когда тянули тяжелый груз. Полюбовавшись на поезда в депо, мы решили посмотреть на них в действии, на железной дороге. И я знал для этого подходящее место.
Одним весенним днем мы поехали в Миддлфилд, где Беркширское шоссе пересекалось с железнодорожной веткой, ведущей на Олбани, штат Нью-Йорк. Мы свернули с магистрали и поехали по грунтовой дороге в горы, пока не миновали мост над железной дорогой. Вскоре мы свернули на лесную дорогу, которая милю спустя вывела нас к рельсам.
Воздух был свежим и чистым, а небо сияло такой синевой, какой никогда не увидишь в городе. По откосу скалы струился небольшой водопад. Сама железная дорога проходила через тоннель, пробитый в горе. Рельсы огибали склон и спускались футов на сто вниз – к Вестфилд-ривер. Рядом с двумя линиями путей шла служебная дорожка. Мы вышли на нее и стали ждать поезда.
– Смотри, пап! – Медвежонок бросал камушки и смотрел, как они падают в воду далеко внизу. Он огляделся, не покажется ли какой-нибудь зверь. – Как думаешь, мы увидим тут кабана? – с надеждой спросил он. – Ты достанешь ружье, а я его застрелю. А мама обдерет с него шкуру и мы его съедим. Давай найдем кабана, пап! – Медвежонок даже подпрыгивал на месте, так его взволновала мысль поймать кабана на обед.
Но кабанов нам не попалось.
Довольно скоро мы услышали шум приближающегося поезда. С каждой минутой грохот становился все сильнее, а земля начала дрожать. Мы с Медвежонком отодвинулись подальше от рельс. Рельсы загудели, и вскоре из-за поворота показались огни локомотива. Даже за несколько сотен футов было видно, с каким трудом он тянет состав вверх по крутому склону. Когда поезд поравнялся с нами, он двигался в темпе быстрого шага – это все, на что хватало пятнадцати тысяч лошадиных сил на таком подъеме. Локомотив тяжело протащился мимо нас, а мы стояли на гравийной дорожке и смотрели.
– Песочные трубы, пап! – воскликнул Медвежонок, когда мимо него прошел второй из пяти моторов. Конечно, песочные трубы сыпали песок под колеса, чтобы обеспечить поезду сцепление. Медвежонок был горд собой, что заметил эту деталь. Он помахал рукой, и машинист дал гудок в ответ.
Мимо нас прошли пять моторов локомотива, а затем сто тридцать три вагона – Медвежонок их все пересчитал. И вдруг снова наступила тишина. Постояв немного, мы повернулись и стали спускаться обратно.
– Как здесь можно попасть под поезд? – спросил Медвежонок. – Его же издалека слышно! Только глухой не заметит.
В этот момент без всякого предупреждения позади нас вылетел поезд. Он мчался по вторым рельсам вниз, в противоположную сторону. Почти бесшумно. Он шел так быстро, что перепуганный машинист дал гудок, только когда пронесся мимо нас футов пятьдесят. Мы отскочили подальше от локомотива, и я показал Медвежонку, как дрожит и колеблется воздух вокруг его моторов.
– Это динамические тормоза, – объяснил я. – Они используют электромоторы на колесах в качестве генераторов, а от них работают большие батареи на верхушках моторов. Так что моторы работают как тормоза, преобразуя энергию поезда в тепло. Локомотивы движутся бесшумно, потому что моторы работают на холостом ходу.
Медвежонок покивал, переваривая услышанное. Состав все еще беззвучно катился мимо нас, набирая скорость.
Больше Медвежонок не спрашивал, как люди могут угодить под поезд.
По дороге к нашему «лендроверу» мы подобрали два ржавых железнодорожных костыля – пополнение нашей внушительной коллекции дорожных сувениров. Я уже давно собираю такие трофеи – с тех пор как подбирал телеграфные изоляторы, гуляя с Мишкой пятнадцать лет назад. А теперь Медвежонок продолжал нашу традицию.
«Неужели не все отцы водят детей смотреть на поезда?» – удивлялся я. Похоже, не все – судя по шокированным взглядам, которые бросали на нас другие родители. Мамаши восклицали: «Как можно брать ребенка в железнодорожное депо? Он же там убьется!» Однако, мы оба живы и здоровы. Мы прекрасно понимали, сколько весят локомотивы и вагоны. Я показывал Медвежонку, как от поезда может отлететь какая-нибудь деталь, и когда мимо нас проходил поезд, мы всегда держались на расстоянии футов в десять, чтобы нас не задело какой-нибудь железкой.
Возможно, наши с Медвежонком поездки в депо были связаны с любимой книжкой моего детства – «Паровозик, который верил в себя». У книги была желтая обложка, и на ней – ярко-голубой паровоз, который ехал через всю страницу. Когда мне было два года, я мог слушать эту историю бесконечно.
– Чух-чух! – говорил я, когда хотел, чтобы мне почитали про паровозик.
И мать читала мне эту книжку снова и снова. Я пыхтел и воображал себя маленьким паровозиком. Чем громче я пыхтел, тем сильнее убеждал себя в этом. (Несколько лет спустя я легко мог представить себя парой автомобильных дворников. Но пока у меня был «паровозный» этап.)
В книге паровозику нужно было подняться всего лишь на крутой холм. Но для меня, двухлетнего, это была настоящая гора – самая огромная в мире. И паровозик пыхтел, медленно карабкаясь по склону:
«Я-смо-гу, я-смо-гу, я-смо-гу, я-смо-гу!»
И я повторял за ним эти слова и подпрыгивал, таща поезд в гору. Сегодня я знаю, что мотать головой, раскачиваться взад-вперед или подпрыгивать на месте (я так делаю и сегодня) – это привычка, свойственная многим людям с аутизмом или синдромом Аспергера. Но для меня все началось именно тогда – когда я верил, что я паровозик, который тянет вагоны в гору. Раскачиваясь и подпрыгивая.
В итоге мы с паровозиком добирались до вершины. И спускаясь по другому склону, я счастливо улыбался и повторял: «Я-смог, я-смог, я-смог, я-смог!»
Так или иначе, я не забыл этот рефрен, даже когда стал старше. Он придавал мне уверенности в себе. Но в то время как я твердил, что у меня все получится, вокруг раздавались и другие голоса, иногда очень громкие и настойчивые. Их было трудно игнорировать.
«От тебя нет никакого прока.»
«Ты даже школу не смог закончить, куда тебе еще за что-то браться.»
«Ты конченый придурок.»
«Эта хрень никогда не будет работать.»
«У тебя ничего не выйдет.»
«Таких, как ты, в тюрьму надо сажать.»
Уверен, многие дети слышат подобные голоса, вырастая и стараясь преодолеть трудности. Некоторые сдаются и ломаются. Я знаю, потому что вижу этих детей каждый день. Вы тоже их можете увидеть без труда – они спят на помойках любого города. Когда мне было семнадцать, я тоже ночевал на помойке. Мне не понравилось. И я дал себе слово никогда не допустить подобного вновь.
Все плохое, что происходило в моей жизни, только придавало мне решимости преодолеть препятствия. И пока что у меня это неплохо получается.
Но голоса не замолкли. Сменились люди, сменились слова, но их смысл тот же.
«Что ты такой нервный и взвинченный? Тебе надо принимать антидепрессанты.»
«Расслабься ты, Джон. Садись с нами и выпей!»
«Знаешь, хороший косяк отлично расслабляет. Попробуй. Может, не будешь все время дергаться.»
Не знаю, почему, но я никогда не поддаюсь этим голосам. Много раз было проще сдаться, чем бороться дальше, но я не сдавался. Я никогда не прибегал к антидепрессантам, алкоголю, наркотикам или чему-то подобному. Я только упорнее работал. Я всегда считал, что лучше буду заниматься решением проблемы, чем приму таблетку и забуду, проблема у меня есть.
Уверен, антидепрессанты, алкоголь и наркотики пользуются спросом. У других, но не у меня.
Когда-то в детстве я повторял вслед за паровозиком: «Я-смо-гу, я-смо-гу, я-смо-гу, я-смо-гу.» С возрастом мой словарный запас расширился, как и границы моего мира. Теперь я говорю себе не только «я смогу», но и «я уже делал это раньше». Правда, и негативные голоса стали хитрее и изощреннее. Но теперь, когда я слышу их, то говорю себе:
«Те гитары получились, получится и эта.»
«Я справился с предыдущей работой, справлюсь и с этой.»
«Я уверен, что поднимусь на эту гору.»
«Я знаю, что переберусь через эту реку.»
И, за редкими исключениями, у меня действительно все получается.
Моя жизнь как поезд
Я всегда любил поезда.
Однажды, когда Медвежонку было лет шесть, мы с ним отправились на грузовой двор «Конрейл» в Вест-Спрингфилде. Мы въехали на территорию депо, и под колесами захрустел серый гравий, покрывавший все вокруг, включая пространство между рельсами. Когда я был маленьким, отец возил меня смотреть на поезда, и вот тридцать лет спустя я привез сюда своего сына. В пять лет отец разрешал мне водить поезд в железнодорожном музее Филадельфии. Скоро я тоже повезу туда Медвежонка.
читать дальшеВидимо, любовь к поездам – это у нас семейное. Когда отец был ребенком и жил в Чикамоге, в штате Джорджия, дед водил его смотреть на паровозы, проезжавшие мимо их аптеки. И вот, более полувека спустя, мы делаем то же самое здесь, в Массачусетсе.
Медвежонок выглядывал в окно машины, изучая ряды товарных вагонов. Он был упитанным ребенком, и сейчас подпрыгивал и ерзал на сиденье всем своим тельцем. На голове у него была синяя полосатая кондукторская шапочка. Будь он собакой, он бы вилял хвостом от восторга.
Мы ехали сорок пять минут, чтобы посмотреть на поезда, и теперь жаждали зрелища. Преодолев несколько рядов рельс, мы припарковались рядом с будкой смотрителя – старой деревянной развалиной, которая посерела от времени и почти сливалась с гравием вокруг. Диспетчер посмотрел на нас сквозь мутные стекла, и мы помахали ему рукой. Над ржавой печной трубой курился маслянистый дым. Все вокруг было тусклым и грязным, покрытым многолетним слоем копоти от дизельных моторов локомотивов, которые в то время ходили двадцать четыре часа в сутки каждый день в году.
Этот грузовой двор был построен еще во времена паровозов, пятьдесят лет назад, поэтому под слоем копоти от моторов скрывался еще один толстый слой угольной пыли. Медвежонок любил чистоту, и, к счастью, об этих слоях не знал. Повзрослев, он приобрел такую же навязчивую привычку постоянно мыть руки, как его дед и дядя. Но даже в детстве он терпеть не мог пачкаться. Так что я старался уберечь его от грязи.
– Смотри, папа, «эфки»! – закричал Медвежонок, показывая на два длинных серебристых локомотива FP-40, видневшихся на дальней стороне депо. Он заметил пассажирский поезд «Амтрак», который выделялся среди товарных составов, заполнявших двор. Нечасто увидишь, как амтраковский поезд стоит без дела посреди закопченного и усыпанного мусором грузового депо.
Мы пошли посмотреть на него поближе. Когда я собрался перейти очередные пути, где тихо ржавело полсотни старых товарных вагонов, Медвежонок крикнул: «Стой!» В свои шесть лет он уже знал, что перед тем, как пересечь рельсы, нужно остановиться и внимательно посмотреть по сторонам. Убедившись, что вагоны и не думают двигаться с места, мы быстро перескочили через рельсы. Под ногами у нас валялись пустые ампулы из-под кокаина, брошенные наркоманами, которые забредали сюда по ночам.
– Смотри, Медвежонок. Тот, кто принимает наркотики – дуреет и попадает под поезд, – сказал я.
– А почему тогда на рельсах не валяются куски людей? – спросил он.
– Может быть, их дальше поездом растащило.
Как только мы дошли до локомотивов FP-40, Медвежонок потерял к наркоманам всякий интерес. Локомотивы тихо рокотали на холостом ходу и время от времени шипели, сбрасывая лишний воздух через предохранительные клапаны.
Почему мы пришли сюда? Потому что аспергианцы стремятся узнать как можно больше о том, что их интересует, а транспорт всегда был одной из моих любимых тем. Когда я учился читать, то больше всего любил статьи в энциклопедии о поездах, кораблях и самолетах. А моими любимыми книгами долгое время были «Все о поездах» и «Автомобильная техника».
Пока мы ходили вокруг поездов, Медвежонок заметил небольшую горку песка под колесами одного из локомотивов. Он спросил, что это.
– Высыпалось из песочницы в двигателе, – сказал я. Медвежонок недоверчиво посмотрел на меня. Он привык, что я все время его разыгрываю. Дома у него была песочница, которую мы вместе соорудили. Но поездам, по его мнению, песочницы были не нужны. Он наморщил нос.
Мы подошли поближе.
– Смотри, Медвежонок, это труба, по которой высыпается песок из коробки в моторе, где он хранится. Когда колеса скользят, машинист нажимает на кнопку и подсыпает в колеса песок. При движении поезд разбрасывает его перед собой, чтобы обеспечить сцепление.
Меня радовало, что я с раннего детства знакомлю Медвежонка с практическим применением техники – это пригодится ему в будущем. Особенно знания в таком вопросе, как сцепление. Я добавил: «В некоторых машинах тоже используется песок.» Медвежонок с умным видом кивал, впитывая информацию. Позже я случайно подглядел, как он объясняет другим детям в школе, что такое сцепление.
В такие моменты я чрезвычайно им гордился. Настоящий юный инженер.
Медвежонок рос, а вместе ним росли и моторы. «Конрейл» отказался от старых локомотивов «Дженерал Моторс» с двигателями на постоянном токе и перешел на новые модели – на переменном токе. Во время следующих наших визитов я объяснял Медвежонку преимущества новых моделей и даже однажды показал ему изнутри кабину локомотива со сложными панелями управления. Большие новые локомотивы производили сильное впечатление, особенно когда тянули тяжелый груз. Полюбовавшись на поезда в депо, мы решили посмотреть на них в действии, на железной дороге. И я знал для этого подходящее место.
Одним весенним днем мы поехали в Миддлфилд, где Беркширское шоссе пересекалось с железнодорожной веткой, ведущей на Олбани, штат Нью-Йорк. Мы свернули с магистрали и поехали по грунтовой дороге в горы, пока не миновали мост над железной дорогой. Вскоре мы свернули на лесную дорогу, которая милю спустя вывела нас к рельсам.
Воздух был свежим и чистым, а небо сияло такой синевой, какой никогда не увидишь в городе. По откосу скалы струился небольшой водопад. Сама железная дорога проходила через тоннель, пробитый в горе. Рельсы огибали склон и спускались футов на сто вниз – к Вестфилд-ривер. Рядом с двумя линиями путей шла служебная дорожка. Мы вышли на нее и стали ждать поезда.
– Смотри, пап! – Медвежонок бросал камушки и смотрел, как они падают в воду далеко внизу. Он огляделся, не покажется ли какой-нибудь зверь. – Как думаешь, мы увидим тут кабана? – с надеждой спросил он. – Ты достанешь ружье, а я его застрелю. А мама обдерет с него шкуру и мы его съедим. Давай найдем кабана, пап! – Медвежонок даже подпрыгивал на месте, так его взволновала мысль поймать кабана на обед.
Но кабанов нам не попалось.
Довольно скоро мы услышали шум приближающегося поезда. С каждой минутой грохот становился все сильнее, а земля начала дрожать. Мы с Медвежонком отодвинулись подальше от рельс. Рельсы загудели, и вскоре из-за поворота показались огни локомотива. Даже за несколько сотен футов было видно, с каким трудом он тянет состав вверх по крутому склону. Когда поезд поравнялся с нами, он двигался в темпе быстрого шага – это все, на что хватало пятнадцати тысяч лошадиных сил на таком подъеме. Локомотив тяжело протащился мимо нас, а мы стояли на гравийной дорожке и смотрели.
– Песочные трубы, пап! – воскликнул Медвежонок, когда мимо него прошел второй из пяти моторов. Конечно, песочные трубы сыпали песок под колеса, чтобы обеспечить поезду сцепление. Медвежонок был горд собой, что заметил эту деталь. Он помахал рукой, и машинист дал гудок в ответ.
Мимо нас прошли пять моторов локомотива, а затем сто тридцать три вагона – Медвежонок их все пересчитал. И вдруг снова наступила тишина. Постояв немного, мы повернулись и стали спускаться обратно.
– Как здесь можно попасть под поезд? – спросил Медвежонок. – Его же издалека слышно! Только глухой не заметит.
В этот момент без всякого предупреждения позади нас вылетел поезд. Он мчался по вторым рельсам вниз, в противоположную сторону. Почти бесшумно. Он шел так быстро, что перепуганный машинист дал гудок, только когда пронесся мимо нас футов пятьдесят. Мы отскочили подальше от локомотива, и я показал Медвежонку, как дрожит и колеблется воздух вокруг его моторов.
– Это динамические тормоза, – объяснил я. – Они используют электромоторы на колесах в качестве генераторов, а от них работают большие батареи на верхушках моторов. Так что моторы работают как тормоза, преобразуя энергию поезда в тепло. Локомотивы движутся бесшумно, потому что моторы работают на холостом ходу.
Медвежонок покивал, переваривая услышанное. Состав все еще беззвучно катился мимо нас, набирая скорость.
Больше Медвежонок не спрашивал, как люди могут угодить под поезд.
По дороге к нашему «лендроверу» мы подобрали два ржавых железнодорожных костыля – пополнение нашей внушительной коллекции дорожных сувениров. Я уже давно собираю такие трофеи – с тех пор как подбирал телеграфные изоляторы, гуляя с Мишкой пятнадцать лет назад. А теперь Медвежонок продолжал нашу традицию.
«Неужели не все отцы водят детей смотреть на поезда?» – удивлялся я. Похоже, не все – судя по шокированным взглядам, которые бросали на нас другие родители. Мамаши восклицали: «Как можно брать ребенка в железнодорожное депо? Он же там убьется!» Однако, мы оба живы и здоровы. Мы прекрасно понимали, сколько весят локомотивы и вагоны. Я показывал Медвежонку, как от поезда может отлететь какая-нибудь деталь, и когда мимо нас проходил поезд, мы всегда держались на расстоянии футов в десять, чтобы нас не задело какой-нибудь железкой.
Возможно, наши с Медвежонком поездки в депо были связаны с любимой книжкой моего детства – «Паровозик, который верил в себя». У книги была желтая обложка, и на ней – ярко-голубой паровоз, который ехал через всю страницу. Когда мне было два года, я мог слушать эту историю бесконечно.
– Чух-чух! – говорил я, когда хотел, чтобы мне почитали про паровозик.
И мать читала мне эту книжку снова и снова. Я пыхтел и воображал себя маленьким паровозиком. Чем громче я пыхтел, тем сильнее убеждал себя в этом. (Несколько лет спустя я легко мог представить себя парой автомобильных дворников. Но пока у меня был «паровозный» этап.)
В книге паровозику нужно было подняться всего лишь на крутой холм. Но для меня, двухлетнего, это была настоящая гора – самая огромная в мире. И паровозик пыхтел, медленно карабкаясь по склону:
«Я-смо-гу, я-смо-гу, я-смо-гу, я-смо-гу!»
И я повторял за ним эти слова и подпрыгивал, таща поезд в гору. Сегодня я знаю, что мотать головой, раскачиваться взад-вперед или подпрыгивать на месте (я так делаю и сегодня) – это привычка, свойственная многим людям с аутизмом или синдромом Аспергера. Но для меня все началось именно тогда – когда я верил, что я паровозик, который тянет вагоны в гору. Раскачиваясь и подпрыгивая.
В итоге мы с паровозиком добирались до вершины. И спускаясь по другому склону, я счастливо улыбался и повторял: «Я-смог, я-смог, я-смог, я-смог!»
Так или иначе, я не забыл этот рефрен, даже когда стал старше. Он придавал мне уверенности в себе. Но в то время как я твердил, что у меня все получится, вокруг раздавались и другие голоса, иногда очень громкие и настойчивые. Их было трудно игнорировать.
«От тебя нет никакого прока.»
«Ты даже школу не смог закончить, куда тебе еще за что-то браться.»
«Ты конченый придурок.»
«Эта хрень никогда не будет работать.»
«У тебя ничего не выйдет.»
«Таких, как ты, в тюрьму надо сажать.»
Уверен, многие дети слышат подобные голоса, вырастая и стараясь преодолеть трудности. Некоторые сдаются и ломаются. Я знаю, потому что вижу этих детей каждый день. Вы тоже их можете увидеть без труда – они спят на помойках любого города. Когда мне было семнадцать, я тоже ночевал на помойке. Мне не понравилось. И я дал себе слово никогда не допустить подобного вновь.
Все плохое, что происходило в моей жизни, только придавало мне решимости преодолеть препятствия. И пока что у меня это неплохо получается.
Но голоса не замолкли. Сменились люди, сменились слова, но их смысл тот же.
«Что ты такой нервный и взвинченный? Тебе надо принимать антидепрессанты.»
«Расслабься ты, Джон. Садись с нами и выпей!»
«Знаешь, хороший косяк отлично расслабляет. Попробуй. Может, не будешь все время дергаться.»
Не знаю, почему, но я никогда не поддаюсь этим голосам. Много раз было проще сдаться, чем бороться дальше, но я не сдавался. Я никогда не прибегал к антидепрессантам, алкоголю, наркотикам или чему-то подобному. Я только упорнее работал. Я всегда считал, что лучше буду заниматься решением проблемы, чем приму таблетку и забуду, проблема у меня есть.
Уверен, антидепрессанты, алкоголь и наркотики пользуются спросом. У других, но не у меня.
Когда-то в детстве я повторял вслед за паровозиком: «Я-смо-гу, я-смо-гу, я-смо-гу, я-смо-гу.» С возрастом мой словарный запас расширился, как и границы моего мира. Теперь я говорю себе не только «я смогу», но и «я уже делал это раньше». Правда, и негативные голоса стали хитрее и изощреннее. Но теперь, когда я слышу их, то говорю себе:
«Те гитары получились, получится и эта.»
«Я справился с предыдущей работой, справлюсь и с этой.»
«Я уверен, что поднимусь на эту гору.»
«Я знаю, что переберусь через эту реку.»
И, за редкими исключениями, у меня действительно все получается.
@темы: переводы, look me in the eye, СА