(продолжение)
В детский сад меня всегда отвозил отец, и он же иногда забирал. Бывало, он приезжал прямо с завода, даже не сменив спецодежды. Его это ничуть не смущало. У отца было много талантов. Вернувшись домой, он переодевался и тут же начинал мастерить ужин. Готовкой обычно занимался он; думаю, это помогало ему расслабиться после работы. Я был очень привередлив, и питался, в основном, хлопьями, хлебом и молоком. Заставить меня есть овощи было равносильно сражению.
читать дальшеУложить меня спать тоже было непросто – часто я носился по квартире или скакал на одном месте, и чтобы успокоиться, мне требовалось время. Я непременно брал в кровать одну и ту же игрушку – маленького красного зайца. Иногда я никак не засыпал и плакал до тех пор, пока родители не сдавались и не разрешали мне лечь в постель вместе с ними. Если я все же спал, мне часто снились кошмары. Один случай я помню до сих пор. Я проснулся от того, что мне привиделся огромный дракон, возвышавшийся надо мной. Рядом с ним я казался совсем крошечным. Этот сон повторялся несколько ночей подряд. Мне было страшно засыпать – я боялся, что дракон меня съест. Затем, в одну из ночей, он исчез так же внезапно, как появился. Хотя я продолжал видеть кошмары, они постепенно становились более редкими и не такими пугающими. В каком-то смысле, я победил дракона.
Однажды утром, по дороге в детский сад, отец решить свернуть на другой улице. К его удивлению, я принялся громко кричать. Мне не было еще и трех, но я в точности помнил весь маршрут от дома до детского сада. Проходившая мимо пожилая женщина остановилась, внимательно посмотрела на меня и сказала: «Да, легкие у него что надо». Мой отец смущенно развернулся и пошел обычным путем. В тот же миг я замолчал.
Еще одно воспоминание, связанное с детским садом – о том, как одна из воспитательниц надувала мыльные пузыри. Многие дети тянули руки и пытались схватить пузыри, проплывавшие у них над головами. Я не пытался дотронуться до пузырей – я пристально разглядывал их форму и то, как они летели и переливались своей блестящей влажной поверхностью. Мне особенно нравилось, когда воспитательница дула сильнее, и получалась длинная цепочка мелких пузырьков, летящих друг за другом.
И в саду, и дома я редко играл с игрушками. Если я все же брал игрушку в руки, например, своего зайца, я крепко сжимал ее по краям и двигал из стороны в сторону. Я не пытался ее обнять, прижать е себе или показать, как заяц прыгает. Одним из моих любимых занятий было взять монетку, закрутить ее на полу и смотреть, как она вращается. Я мог повторять это бесконечно, мне это никогда не надоедало.
Родители вспоминают, что я любил стучать по полу мамиными туфлями – мне нравился звук, который они издавали. Иногда я даже надевал их на ноги и принимался осторожно вышагивать по комнате. Родители называли их «туфли цок-цок».
Во время одной из прогулок отец вез меня мимо магазина, и я вдруг издал громкий возглас. Отец помедлил. Обычно родители не брали меня в магазин, потому что в те редкие разы, когда это случалось, я начинал рыдать и устраивал истерику. Им приходилось извиняться и со словами «он у нас очень чувствительный» спешно покидать магазин. В этот раз мой крик показался отцу другим, более требовательным. Когда он зашел внутрь вместе со мной, то заметил большую полку с книгами серии «Мистер Мэн». Там были обложки и с ярко-желтым мистером Весельчаком, и с фиолетовым мистером Торопыжкой, имевшим треугольное туловище. Отец взял одну из книг и дал мне. Я вцепился в нее и не захотел отдавать, так что пришлось ее купить. На следующий день мы проходили мимо того же магазина, и я снова закричал. Отец пошел и купил еще одну книжку. Вскоре это стало традицией, которая длилась, пока он не скупил книги обо всех персонажах серии.
Вскоре с книгами «Мистер Мэн» я стал попросту неразлучен. Без какой-либо из этих книжек я отказывался выходить из дома. Я мог целый вечер лежать на полу и разглядывать линии и цвета их ярких иллюстраций. Родители были рады моему увлечению. Казалось, я впервые в жизни был спокоен и счастлив. Кроме того, это оказалось хорошим способом поощрения. Мне обещали купить новую книжку «Мистера Мэна», если за день я не устрою ни одной истерики.
В наш первый частный дом мы переехали, когда мне было четыре. Дом стоял на углу Блитбери-роуд и имел весьма странную планировку. Лестница на второй этаж была доступна только из узкого коридора, прилегавшего к гостиной, а ванная комната находилась внизу, рядом с входной дверью. Если кто-то принимал ванну, а в это время к нам заходили друзья или родственники, их удивляла влажная дымка, клубившаяся у входа.
У родителей остались не очень приятные воспоминания о Блитбери-роуд. Кухня регулярно страдала от сырости, а зимой во всем доме стоял холод. Однако, у нас были хорошие соседи – включая пожилую пару, которая прониклась особой симпатией ко мне и брату и угощала нас домашним лимонадом и сладостями, когда мы выходили в сад.
Перед домом отец разбил огород, которым занимался по выходным. Грядки быстро заполнились картошкой, морковью, горохом, луком, кольраби, помидорами, клубникой и ревенем. По воскресеньям у нас всегда был десерт из ревеня со сладким кремом.
Я жил в одной комнате с братом. Комната была маленькой, и, чтобы сэкономить место, нам поставили двухъярусную кровать. Брат был на два года младше меня, но спал наверху. Родители боялись, что я начну метаться во сне и свалюсь.
К брату я не испытывал сильных чувств, мы жили словно бы параллельно друг другу. Он часто играл в саду, а я сидел в комнате. Едва ли мы играли вместе, и даже если оказывались рядом, это не было общей игрой – я не ощущал желания делиться с ним игрушками или какими-то мыслями. Сейчас эти воспоминания кажутся мне словно чужими. Теперь я понимаю идею совместных занятий, общих впечатлений. Хотя иногда мне по-прежнему трудно открыться и проявить чувства, желание это делать определенно присутствует. Возможно, оно было и раньше, но мне понадобилось время, чтобы найти и осознать его.
Я становился все более тихим ребенком и большую часть времени проводил у себя в комнате, сидя на полу в своем излюбленном месте и впитывая тишину. Иногда я зажимал пальцами уши, чтобы бы еще больше в нее погрузиться. Тишина никогда не была для меня чем-то статичным – она вилась тонкими шелковистыми струйками вокруг моей головы, как сгущающийся пар.
Когда я закрывал глаза, тишина представлялась серебристой и мягкой. Мне не нужно было задумываться об этом, это происходило само собой. Если откуда-то вдруг доносился резкий звук, например, стук в дверь, он болезненно отдавался во мне и разрушал это чувство.
В детский сад меня всегда отвозил отец, и он же иногда забирал. Бывало, он приезжал прямо с завода, даже не сменив спецодежды. Его это ничуть не смущало. У отца было много талантов. Вернувшись домой, он переодевался и тут же начинал мастерить ужин. Готовкой обычно занимался он; думаю, это помогало ему расслабиться после работы. Я был очень привередлив, и питался, в основном, хлопьями, хлебом и молоком. Заставить меня есть овощи было равносильно сражению.
читать дальшеУложить меня спать тоже было непросто – часто я носился по квартире или скакал на одном месте, и чтобы успокоиться, мне требовалось время. Я непременно брал в кровать одну и ту же игрушку – маленького красного зайца. Иногда я никак не засыпал и плакал до тех пор, пока родители не сдавались и не разрешали мне лечь в постель вместе с ними. Если я все же спал, мне часто снились кошмары. Один случай я помню до сих пор. Я проснулся от того, что мне привиделся огромный дракон, возвышавшийся надо мной. Рядом с ним я казался совсем крошечным. Этот сон повторялся несколько ночей подряд. Мне было страшно засыпать – я боялся, что дракон меня съест. Затем, в одну из ночей, он исчез так же внезапно, как появился. Хотя я продолжал видеть кошмары, они постепенно становились более редкими и не такими пугающими. В каком-то смысле, я победил дракона.
Однажды утром, по дороге в детский сад, отец решить свернуть на другой улице. К его удивлению, я принялся громко кричать. Мне не было еще и трех, но я в точности помнил весь маршрут от дома до детского сада. Проходившая мимо пожилая женщина остановилась, внимательно посмотрела на меня и сказала: «Да, легкие у него что надо». Мой отец смущенно развернулся и пошел обычным путем. В тот же миг я замолчал.
Еще одно воспоминание, связанное с детским садом – о том, как одна из воспитательниц надувала мыльные пузыри. Многие дети тянули руки и пытались схватить пузыри, проплывавшие у них над головами. Я не пытался дотронуться до пузырей – я пристально разглядывал их форму и то, как они летели и переливались своей блестящей влажной поверхностью. Мне особенно нравилось, когда воспитательница дула сильнее, и получалась длинная цепочка мелких пузырьков, летящих друг за другом.
И в саду, и дома я редко играл с игрушками. Если я все же брал игрушку в руки, например, своего зайца, я крепко сжимал ее по краям и двигал из стороны в сторону. Я не пытался ее обнять, прижать е себе или показать, как заяц прыгает. Одним из моих любимых занятий было взять монетку, закрутить ее на полу и смотреть, как она вращается. Я мог повторять это бесконечно, мне это никогда не надоедало.
Родители вспоминают, что я любил стучать по полу мамиными туфлями – мне нравился звук, который они издавали. Иногда я даже надевал их на ноги и принимался осторожно вышагивать по комнате. Родители называли их «туфли цок-цок».
Во время одной из прогулок отец вез меня мимо магазина, и я вдруг издал громкий возглас. Отец помедлил. Обычно родители не брали меня в магазин, потому что в те редкие разы, когда это случалось, я начинал рыдать и устраивал истерику. Им приходилось извиняться и со словами «он у нас очень чувствительный» спешно покидать магазин. В этот раз мой крик показался отцу другим, более требовательным. Когда он зашел внутрь вместе со мной, то заметил большую полку с книгами серии «Мистер Мэн». Там были обложки и с ярко-желтым мистером Весельчаком, и с фиолетовым мистером Торопыжкой, имевшим треугольное туловище. Отец взял одну из книг и дал мне. Я вцепился в нее и не захотел отдавать, так что пришлось ее купить. На следующий день мы проходили мимо того же магазина, и я снова закричал. Отец пошел и купил еще одну книжку. Вскоре это стало традицией, которая длилась, пока он не скупил книги обо всех персонажах серии.
Вскоре с книгами «Мистер Мэн» я стал попросту неразлучен. Без какой-либо из этих книжек я отказывался выходить из дома. Я мог целый вечер лежать на полу и разглядывать линии и цвета их ярких иллюстраций. Родители были рады моему увлечению. Казалось, я впервые в жизни был спокоен и счастлив. Кроме того, это оказалось хорошим способом поощрения. Мне обещали купить новую книжку «Мистера Мэна», если за день я не устрою ни одной истерики.
В наш первый частный дом мы переехали, когда мне было четыре. Дом стоял на углу Блитбери-роуд и имел весьма странную планировку. Лестница на второй этаж была доступна только из узкого коридора, прилегавшего к гостиной, а ванная комната находилась внизу, рядом с входной дверью. Если кто-то принимал ванну, а в это время к нам заходили друзья или родственники, их удивляла влажная дымка, клубившаяся у входа.
У родителей остались не очень приятные воспоминания о Блитбери-роуд. Кухня регулярно страдала от сырости, а зимой во всем доме стоял холод. Однако, у нас были хорошие соседи – включая пожилую пару, которая прониклась особой симпатией ко мне и брату и угощала нас домашним лимонадом и сладостями, когда мы выходили в сад.
Перед домом отец разбил огород, которым занимался по выходным. Грядки быстро заполнились картошкой, морковью, горохом, луком, кольраби, помидорами, клубникой и ревенем. По воскресеньям у нас всегда был десерт из ревеня со сладким кремом.
Я жил в одной комнате с братом. Комната была маленькой, и, чтобы сэкономить место, нам поставили двухъярусную кровать. Брат был на два года младше меня, но спал наверху. Родители боялись, что я начну метаться во сне и свалюсь.
К брату я не испытывал сильных чувств, мы жили словно бы параллельно друг другу. Он часто играл в саду, а я сидел в комнате. Едва ли мы играли вместе, и даже если оказывались рядом, это не было общей игрой – я не ощущал желания делиться с ним игрушками или какими-то мыслями. Сейчас эти воспоминания кажутся мне словно чужими. Теперь я понимаю идею совместных занятий, общих впечатлений. Хотя иногда мне по-прежнему трудно открыться и проявить чувства, желание это делать определенно присутствует. Возможно, оно было и раньше, но мне понадобилось время, чтобы найти и осознать его.
Я становился все более тихим ребенком и большую часть времени проводил у себя в комнате, сидя на полу в своем излюбленном месте и впитывая тишину. Иногда я зажимал пальцами уши, чтобы бы еще больше в нее погрузиться. Тишина никогда не была для меня чем-то статичным – она вилась тонкими шелковистыми струйками вокруг моей головы, как сгущающийся пар.
Когда я закрывал глаза, тишина представлялась серебристой и мягкой. Мне не нужно было задумываться об этом, это происходило само собой. Если откуда-то вдруг доносился резкий звук, например, стук в дверь, он болезненно отдавался во мне и разрушал это чувство.
@темы: переводы, born on a blue day, СА