(продолжение)
В середине 1987 года мы переехали в дом номер 43 по Хедингем-роуд. Интересно, что номера всех трех домов, где я провел детство, представляют собой простые числа: 5, 43, 181. Что еще замечательнее, номера соседей тоже были простыми числами: 3 (и 7), 41, 179. Такие сочетания – когда простые числа отличаются друг от друга на двойку – называются «близнецами». Чем больше числа, тем реже встречаются простые-близнецы. Например, чтобы найти соседей с простыми номерами, начинающимися на 9, понадобилась бы очень длинная улица: первая такая пара – это 9011 и 9013.
читать дальшеГод нашего переезда отличался на редкость суровой погодой. Такого холодного января на юге Англии не было более ста лет, местами температура опускалась ниже –22 градусов Цельсия, так что в школе иногда отменяли занятия. Кроме того, холод принес сильные снегопады. Дети на улице играли в снежки и катались на санках, но меня вполне устраивало сидеть у окна и смотреть, как с неба, кружась, падают снежинки. Позже, когда все расходились по домам, я выходил на улицу и лепил из снега в саду одинаковые колонны в несколько футов высотой. Если смотреть из окна моей спальни, они образовывали круг – мою любимую фигуру. Однажды к нам пришел сосед и сказал моим родителям: «Ваш сын построил из снега Стоунхендж».
1987 год был также годом большого октябрьского шторма – сильнейшего на юго-востоке Англии с 1703 года. Скорость ветра достигала 100 миль в час, и в результате вызванных штормом разрушений погибло восемнадцать человек. В ту ночь я лег спать, но никак не мог заснуть. Родители недавно купили мне пижаму, новая ткань была кусачей, и я все время вертелся в кровати. Окончательно я проснулся от громкого треска – это ветер срывал черепицу с крыши. Я забрался на подоконник и выглянул в окно: снаружи стояла кромешная тьма. При этом для осени было необычно тепло, мои ладони вспотели и липли к подоконнику. Затем я услышал, как к моей комнате приближаются скрипучие шаги. Дверь отворилась, и в комнату вплыл оранжевый огонек, дрожавший над толстой белой свечой. Я смотрел на него, не отрывая глаз, пока мамин голос не спросил: «У тебя все хорошо?» Я ничего не ответил, потому что она протягивала свечу вперед, и я не мог понять, хочет ли она отдать ее мне, как ту ярко-красную свечку на торте, что она подарила мне на прошлый день рождения. Но сейчас мне не хотелось брать свечу, потому что мой день рождения еще не настал. «Хочешь горячего молока?» – спросила мама.
Я кивнул и медленно спустился следом за ней на кухню. Повсюду было темно, электричества не было, выключатели не работали. Я сел за стол и стал пить пенистое молоко, которое мама подогрела и налила в мою любимую кружку, разрисованную цветными горошинами – я всегда из нее пил. Когда мама отвела меня обратно в мою комнату, я забрался в кровать, натянул одеяло на голову и заснул.
Утром меня разбудил отец и сказал, что уроков в школе сегодня не будет. Выглянув из окна спальни, я увидел разбросанные куски черепицы и крышки мусорных баков. Люди стояли маленькими группами и разговаривали, качая головами.
Вся семья собралась на кухне и смотрела в окно на сад за домом. Ураганный ветер вырвал из земли большое дерево в дальней стороне сада – его ветви и корни распростерлись по траве. Только через несколько недель его удалось распилить и убрать. А до этого я провел много радостных часов, в одиночку лазая по стволу дерева и среди веток. Домой я возвращался неизменно покрытый грязью, ссадинами и всяческими букашками.
Дом на Хедингем-роуд стоял всего через улицу от моей школы. Из окна спальни я видел учительскую парковку, и это придавало мне спокойствия. Каждый день после школы я бежал в спальню и смотрел, как разъезжаются машины. Я считал их по одной по мере того, как они уезжали, и помнил каждый номерной знак. Только когда последние машины покидали стоянку, я слезал с подоконника и шел ужинать.
Мое самое яркое воспоминание о том доме – это выстиранные пеленки, сохнущие над камином, и младенцы, плачущие на коленях родителей в ожидании молока. Через год после переезда мама родила в шестой раз, и это были близнецы – Мария и Наташа. Мама особенно радовалась появлению девочек. Имея четырех сыновей и одну дочь, она мечтала уравновесить соотношение. Когда мама вернулась из больницы, она позвала меня, чтобы я спустился и посмотрел на новорожденных сестер. Стоял июль, разгар лета, и я видел, что ей было жарко, потому что к ее лбу прилипли пряди волос. Папа сказал, чтобы я сел на диван в гостиной и держал спину прямо. Затем он осторожно взял детей на руки, отнес их ко мне и медленно опустил так, чтобы каждая из девочек оказалась на одной из моих рук. Я посмотрел на них – у них были пухлые щеки, крошечные пальчики и одинаковые розовые распашонки с пластмассовыми пуговицами. Одна из пуговиц была расстегнута, и я застегнул ее.
Размер нашей семьи сам по себе представлял немало сложностей. Купание всегда было шумным и сумбурным мероприятием. Каждое воскресенье, в шесть часов вечера, отец закатывал рукава и звал сыновей (меня, Ли, Стивена и Пола) в ванную для еженедельной помывки. Я ненавидел эту процедуру: и то, что приходилось делить ванну с братьями, и то, что горячая мыльная вода лилась из кувшина на волосы и лицо, и то, что братья плескались и брызгались, а горячий пар наполнял комнату. Я часто плакал, но родители настаивали, чтобы я мылся со всеми. Когда в доме столько людей, горячая вода была ценным ресурсом.
Так же, как и деньги. Имея пятерых детей младше четырех лет, родители оба сидели дома, чтобы их воспитывать. Отсутствие постоянного дохода создавало большую нагрузку на мать и отца; ссоры по поводу того, что, где и когда потратить становились все более частыми. Но даже при этом родители делали все возможное, чтобы мы не нуждались в еде, одежде, книгах или игрушках. Мама в совершенстве овладела искусством находить дешевые товары на распродажах, в секонд-хендах и на рынках, а отец поддерживал в порядке дом. У них получался очень слаженный дуэт.
Я старался держаться как можно дальше от ежедневной суеты. В семье все знали, что меня почти всегда можно найти в спальне, которую я делил со своим братом Ли. Даже летом, когда братья и сестры резвились на солнце, я сидел на полу комнаты, скрестив ноги и сложив руки перед собой. Подо мной был толстый мягкий ковер цвета красной глины; я часто водил по нему тыльной стороной ладони, потому что мне нравилось прикосновение его ворса к коже. В ясную погоду лучи солнца проникали в комнату, подсвечивая многочисленные пылинки, витающие в воздухе и создающие единый пронизанный светом узор. Молча сидя на одном месте, я часами наблюдал, как меняются цвета и оттенки на стенах и мебели комнаты с течением дня… то был видимый ход времени.
@темы:
переводы,
born on a blue day,
СА