(продолжение)
В сентябре 1988 года начались Олимпийские игры в Сеуле, столице Южной Кореи. Меня потрясло то, что я увидел на экране телевизора – еще ни разу я не сталкивался с таким разнообразием красок и звуков. Это были крупнейшие игры в истории – 8465 участников из 159 стран. Пловцы рассекали блестящую воду бассейна, которая пенилась от их движений, их головы, как поплавки, то скрывались под водой, то возникали снова. Бегуны мчались по дорожкам стадиона, загорелые мускулистые руки и ноги размывались в единое пятно. Гимнасты прыгали, вращались на снарядах и крутили сальто в воздухе. Я был поглощен олимпийской трансляцией и, сидя в гостиной, смотрел все, что мог, независимо от вида спорта.
читать дальшеБыло большой удачей, что учитель дал всем задание рассказать об Играх в Сеуле. Всю следующую неделю я вырезал из газет и журналов сотни фотографий спортсменов и событий, а затем наклеивал их на листы цветного картона. Отец помогал мне с ножницами. Фотографии я группировал по чисто визуальному принципу: спортсмены в красной форме наклеивались на один лист, в желтой – на другой, в белой – на третий и так далее. На тетрадных линованных листах, самым красивым почерком, на который я был способен, я написал длинный список всех стран-участниц, упоминания о которых смог найти в газетах. Также я перечислил все представленные виды спорта, включая тхэквондо – корейское национальное боевое искусство – и настольный теннис, который в Сеуле был впервые включен в олимпийскую программу. Кроме того, я выписал подробную статистику, включая счеты матчей, баллы за выступления, рекорды и медали. В итоге листов с вырезками и записями получилось так много, что отцу пришлось пробить их дыроколом и связать шнурком. На обложке я нарисовал олимпийские кольца, раскрасив их в соответствующие цвета – синий, желтый, черный, зеленый и красный. Учитель поставил мне высший балл за все усилия и время, что я вложил в проект.
Пока я читал о множестве стран, представленных на Олимпийских играх, у меня возникло желание узнать о них больше. Я помню, как взял в библиотеке книгу о языках мира. В ней мне попалось описание древнего финикийского алфавита и его изображение. Финикийский алфавит возник около 1000 лет до нашей эры. Считается, что от него произошли многие современные системы письменности, включая еврейскую, арабскую, греческую и кириллицу. Так же, как арабский и еврейский, финикийский алфавит содержит только согласные буквы; гласные на письме не отображаются, их нужно определять по контексту. Слова обычно писались справа налево. Меня завораживали четкие линии и изломы этих букв. Я начал записывать целые предложения и истории финикийскими буквами, заполняя ими блокнот за блокнотом. На внутренних стенах нашего садового сарая я цветными мелками писал свои любимые слова, составленные из финикийских букв. Вот так выглядит мое имя, Дэниел:
На следующий год, когда мне было десять, умер наш пожилой сосед, и на этом месте поселилась молодая семья. Однажды к нам пришла маленькая светловолосая девочка. Она сказала, что видела на улице девочку из нашего дома (это была моя сестра Клэр), и спросила, можно ли прийти и поиграть с ней. Мама познакомила ее с моей сестрой и со мной – она решила, что для меня это будет хорошая возможность пообщаться с другими детьми по соседству. Мы пошли к ней в гости и посидели немного на крыльце в саду ее дома. Моя сестра быстро подружилась с этой девочкой, и они часто играли вместе. Звали ее Хейди, было ей лет шесть-семь. Ее мама была родом из Финляндии, а отец шотландец, поэтому Хейди воспитывалась на английском и тогда только начинала учить финские слова.
У Хейди было несколько детских книжек с яркими картинками, которые были подписаны финскими словами. Под рисунком гладкого красного яблока стояло слово omena, а под рисунком ботинка было написано kenkä. Что-то в облике и звуке финских слов, которые я читал и слышал, казалось мне прекрасным. Пока моя сестра и Хейди играли вместе, я сидел и читал книжки, изучая слова. Хотя они сильно отличались от английских слов, я легко и быстро их запоминал. Когда я шел домой от Хейди, я всегда оборачивался и кричал ей: «Хей-хей!» – по-фински это означало «пока!»
В то лето мне впервые разрешили самому ходить из дома в школу и обратно, благо расстояние было совсем небольшим. Вдоль дороги тянулись живые изгороди, и однажды, возвращаясь с учебы, я заметил, как по такой изгороди ползет крошечная красная букашка с черными точками. Меня так увлекло это зрелище, что я сел прямо на тротуар и стал наблюдать, как она обползает каждый листик и веточку, то останавливаясь, то двигаясь дальше. Я раз за разом пересчитывал точки на ее круглой блестящей спинке. Прохожие обходили меня, временами что-то ворча под нос. Должно быть, я им мешал, но в тот момент я не думал ни о чем кроме божьей коровки перед собой. Я осторожно подставил палец, чтобы она забралась на него, и побежал домой.
Раньше я видел божьих коровок только на картинках, но читал о них все, что попадалось, и знал, к примеру, что во многих странах они считаются добрым знаком, поскольку уничтожают вредителей (они способны съесть по пятьдесят-шестьдесят тлей за день) и помогают защитить урожай. В средние века крестьяне считали их помощь божественной и поэтому называли «божьими». Черные пятнышки божьей коровки поглощают солнечное тепло, а яркая окраска помогает отпугнуть хищников, потому что яркий цвет ассоциируется с ядом. Кроме того они выделяют вещество с неприятным запахом и вкусом, поэтому хищники их не едят.
Я был взбудоражен своей находкой и хотел собрать как можно больше божьих коровок. Когда мама увидела меня на пороге с насекомым в руке, она сказала, что божьи коровки «приставучие», и нужно сказать: «Божья коровка, улетай на небо!» и отпустить ее. Но я не стал так говорить, потому что не хотел, чтобы она улетала. В комнате у меня была пластмассовая коробка, где я хранил свои монеты. Я опустошил ее, высыпав монеты горкой прямо на пол, и посадил коровку внутрь. Потом я снова пошел на улицу и несколько часов бродил до самой темноты, разыскивая других божьих коровок на изгородях. Каждую найденную я осторожно брал пальцами и сажал к остальным в коробку. Я читал, что божьи коровки любят листья и тлей, поэтому я нарвал листьев с изгороди и крапивы, на которой сидела тля, и тоже положил к ним в коробку.
Вернувшись домой, я отнес коробку в свою комнату и поставил на стол рядом с кроватью. В стенках я проковырял иголкой дырочки, чтобы божьим коровкам хватало воздуха и света, а сверху положил большую книгу, чтобы они не разлетелись по всему дому. Всю следующую неделю после школы я собирал свежие листья и тлей и подкладывал к ним. Листья я опрыскивал водой, чтобы они могли пить.
В классе я без умолку болтал о божьих коровках, пока мой учитель, мистер Трейвс, не попросил меня принести их в класс. На следующий день я принес коробку в школу и показал свою коллекцию ему и остальным детям. К тому времени я уже собрал не одну сотню божьих коровок. Учитель мельком взглянул на коробку и попросил поставить ее к нему на стол. Затем он дал мне сложенный листок бумаги и попросил отнести его учителю в другой класс. Меня не было всего несколько минут. Когда я вернулся, коробки нигде не было. Мистера Трейвса беспокоило, что божьи коровки могут разлететься по классу, и он велел одному из учеников отнести их на улицу и выпустить. Когда я понял, что случилось, мне показалось, что голова у меня сейчас взорвется. Я разрыдался, выбежал из класса и бросился прямиком домой. Я был абсолютно раздавлен. После этого я несколько недель не разговаривал с учителем и злился, если он называл меня по имени.
При этом временами мистер Трейвс был ко мне очень добр. Когда на уроках я становился слишком возбужденным и нервным, он отводил меня в музыкальный кабинет школы, чтобы помочь успокоиться. Он сам был музыкантом и часто играл детям на гитаре во время уроков. В музыкальном кабинете хранилось множество инструментов, включая цимбалы, барабаны и пианино, которое использовалось в различных школьных мероприятиях и концертах. Он показал мне, как разные клавиши издают разные звуки, и научил играть простые мелодии. Я всегда любил музыку за то, что она помогала мне сбросить нервозность и успокоиться.
В сентябре 1988 года начались Олимпийские игры в Сеуле, столице Южной Кореи. Меня потрясло то, что я увидел на экране телевизора – еще ни разу я не сталкивался с таким разнообразием красок и звуков. Это были крупнейшие игры в истории – 8465 участников из 159 стран. Пловцы рассекали блестящую воду бассейна, которая пенилась от их движений, их головы, как поплавки, то скрывались под водой, то возникали снова. Бегуны мчались по дорожкам стадиона, загорелые мускулистые руки и ноги размывались в единое пятно. Гимнасты прыгали, вращались на снарядах и крутили сальто в воздухе. Я был поглощен олимпийской трансляцией и, сидя в гостиной, смотрел все, что мог, независимо от вида спорта.
читать дальшеБыло большой удачей, что учитель дал всем задание рассказать об Играх в Сеуле. Всю следующую неделю я вырезал из газет и журналов сотни фотографий спортсменов и событий, а затем наклеивал их на листы цветного картона. Отец помогал мне с ножницами. Фотографии я группировал по чисто визуальному принципу: спортсмены в красной форме наклеивались на один лист, в желтой – на другой, в белой – на третий и так далее. На тетрадных линованных листах, самым красивым почерком, на который я был способен, я написал длинный список всех стран-участниц, упоминания о которых смог найти в газетах. Также я перечислил все представленные виды спорта, включая тхэквондо – корейское национальное боевое искусство – и настольный теннис, который в Сеуле был впервые включен в олимпийскую программу. Кроме того, я выписал подробную статистику, включая счеты матчей, баллы за выступления, рекорды и медали. В итоге листов с вырезками и записями получилось так много, что отцу пришлось пробить их дыроколом и связать шнурком. На обложке я нарисовал олимпийские кольца, раскрасив их в соответствующие цвета – синий, желтый, черный, зеленый и красный. Учитель поставил мне высший балл за все усилия и время, что я вложил в проект.
Пока я читал о множестве стран, представленных на Олимпийских играх, у меня возникло желание узнать о них больше. Я помню, как взял в библиотеке книгу о языках мира. В ней мне попалось описание древнего финикийского алфавита и его изображение. Финикийский алфавит возник около 1000 лет до нашей эры. Считается, что от него произошли многие современные системы письменности, включая еврейскую, арабскую, греческую и кириллицу. Так же, как арабский и еврейский, финикийский алфавит содержит только согласные буквы; гласные на письме не отображаются, их нужно определять по контексту. Слова обычно писались справа налево. Меня завораживали четкие линии и изломы этих букв. Я начал записывать целые предложения и истории финикийскими буквами, заполняя ими блокнот за блокнотом. На внутренних стенах нашего садового сарая я цветными мелками писал свои любимые слова, составленные из финикийских букв. Вот так выглядит мое имя, Дэниел:
На следующий год, когда мне было десять, умер наш пожилой сосед, и на этом месте поселилась молодая семья. Однажды к нам пришла маленькая светловолосая девочка. Она сказала, что видела на улице девочку из нашего дома (это была моя сестра Клэр), и спросила, можно ли прийти и поиграть с ней. Мама познакомила ее с моей сестрой и со мной – она решила, что для меня это будет хорошая возможность пообщаться с другими детьми по соседству. Мы пошли к ней в гости и посидели немного на крыльце в саду ее дома. Моя сестра быстро подружилась с этой девочкой, и они часто играли вместе. Звали ее Хейди, было ей лет шесть-семь. Ее мама была родом из Финляндии, а отец шотландец, поэтому Хейди воспитывалась на английском и тогда только начинала учить финские слова.
У Хейди было несколько детских книжек с яркими картинками, которые были подписаны финскими словами. Под рисунком гладкого красного яблока стояло слово omena, а под рисунком ботинка было написано kenkä. Что-то в облике и звуке финских слов, которые я читал и слышал, казалось мне прекрасным. Пока моя сестра и Хейди играли вместе, я сидел и читал книжки, изучая слова. Хотя они сильно отличались от английских слов, я легко и быстро их запоминал. Когда я шел домой от Хейди, я всегда оборачивался и кричал ей: «Хей-хей!» – по-фински это означало «пока!»
В то лето мне впервые разрешили самому ходить из дома в школу и обратно, благо расстояние было совсем небольшим. Вдоль дороги тянулись живые изгороди, и однажды, возвращаясь с учебы, я заметил, как по такой изгороди ползет крошечная красная букашка с черными точками. Меня так увлекло это зрелище, что я сел прямо на тротуар и стал наблюдать, как она обползает каждый листик и веточку, то останавливаясь, то двигаясь дальше. Я раз за разом пересчитывал точки на ее круглой блестящей спинке. Прохожие обходили меня, временами что-то ворча под нос. Должно быть, я им мешал, но в тот момент я не думал ни о чем кроме божьей коровки перед собой. Я осторожно подставил палец, чтобы она забралась на него, и побежал домой.
Раньше я видел божьих коровок только на картинках, но читал о них все, что попадалось, и знал, к примеру, что во многих странах они считаются добрым знаком, поскольку уничтожают вредителей (они способны съесть по пятьдесят-шестьдесят тлей за день) и помогают защитить урожай. В средние века крестьяне считали их помощь божественной и поэтому называли «божьими». Черные пятнышки божьей коровки поглощают солнечное тепло, а яркая окраска помогает отпугнуть хищников, потому что яркий цвет ассоциируется с ядом. Кроме того они выделяют вещество с неприятным запахом и вкусом, поэтому хищники их не едят.
Я был взбудоражен своей находкой и хотел собрать как можно больше божьих коровок. Когда мама увидела меня на пороге с насекомым в руке, она сказала, что божьи коровки «приставучие», и нужно сказать: «Божья коровка, улетай на небо!» и отпустить ее. Но я не стал так говорить, потому что не хотел, чтобы она улетала. В комнате у меня была пластмассовая коробка, где я хранил свои монеты. Я опустошил ее, высыпав монеты горкой прямо на пол, и посадил коровку внутрь. Потом я снова пошел на улицу и несколько часов бродил до самой темноты, разыскивая других божьих коровок на изгородях. Каждую найденную я осторожно брал пальцами и сажал к остальным в коробку. Я читал, что божьи коровки любят листья и тлей, поэтому я нарвал листьев с изгороди и крапивы, на которой сидела тля, и тоже положил к ним в коробку.
Вернувшись домой, я отнес коробку в свою комнату и поставил на стол рядом с кроватью. В стенках я проковырял иголкой дырочки, чтобы божьим коровкам хватало воздуха и света, а сверху положил большую книгу, чтобы они не разлетелись по всему дому. Всю следующую неделю после школы я собирал свежие листья и тлей и подкладывал к ним. Листья я опрыскивал водой, чтобы они могли пить.
В классе я без умолку болтал о божьих коровках, пока мой учитель, мистер Трейвс, не попросил меня принести их в класс. На следующий день я принес коробку в школу и показал свою коллекцию ему и остальным детям. К тому времени я уже собрал не одну сотню божьих коровок. Учитель мельком взглянул на коробку и попросил поставить ее к нему на стол. Затем он дал мне сложенный листок бумаги и попросил отнести его учителю в другой класс. Меня не было всего несколько минут. Когда я вернулся, коробки нигде не было. Мистера Трейвса беспокоило, что божьи коровки могут разлететься по классу, и он велел одному из учеников отнести их на улицу и выпустить. Когда я понял, что случилось, мне показалось, что голова у меня сейчас взорвется. Я разрыдался, выбежал из класса и бросился прямиком домой. Я был абсолютно раздавлен. После этого я несколько недель не разговаривал с учителем и злился, если он называл меня по имени.
При этом временами мистер Трейвс был ко мне очень добр. Когда на уроках я становился слишком возбужденным и нервным, он отводил меня в музыкальный кабинет школы, чтобы помочь успокоиться. Он сам был музыкантом и часто играл детям на гитаре во время уроков. В музыкальном кабинете хранилось множество инструментов, включая цимбалы, барабаны и пианино, которое использовалось в различных школьных мероприятиях и концертах. Он показал мне, как разные клавиши издают разные звуки, и научил играть простые мелодии. Я всегда любил музыку за то, что она помогала мне сбросить нервозность и успокоиться.
@темы: переводы, born on a blue day, СА