Присоединюсь к новой волне флешмоба "Я и ..."

Напишу 10 фактов о себе на предложенную в комментариях тему.

От  Suomen Aurora Borealis - самопознание
1. Это то, чем я занимаюсь постоянно)
2. Пищу для самопознания мне может дать что угодно - не только жизненные ситуации и воспоминания, но и книги, музыка, фильмы и даже такие вот мобы. Все, что вызывает у меня какой-то отклик.
3. Судя по всему, самопознание - процесс бесконечный. До сих пор возникают ситуации, когда моя собственная реакция меня удивляет.
4. Этот дневник тоже дает мне очень много в плане самопознания.
5. Вообще за прошедшие года два у меня произошел сильный скачок в познании себя. Многие вещи встали на свои места и продолжают становиться.
6. Я не знаю, что значит "любить себя". Не понимаю, как это. Для меня любовь работает только вовне. "Понимать себя", "принимать себя" - да. Любить - нет.
7. Вот понимать и принимать - учусь и, кажется, даже делаю успехи.
8. Когда-то меня волновала "неопределенность" своей личности и то, что я не могу отличить, какие из ее фрагментов "мои", а какие заимствованы у других людей. Сейчас я ощущаю себя четче и целостнее и не боюсь этих "заимствований". Больше доверяю себе и знаю, что чужеродное не задержится надолго, а близкое - наоборот, обогатит. Это, пожалуй, одно из главных достижений моего самопознания на текущий момент.
Последний пункт получился большим, но не хочу его разъединять, а больше как-то ничего не пишется по этому поводу.

От  Голос тех, кого нет13 - работа переводчика
1. Работа, которая мне действительно нравится и которая мне подходит.
2. Люблю переводить книги и хотела бы заниматься именно этим. Правда, зарабатывать художественным переводом на жизнь почти нереально. Приходится искать другие сферы.
3. Вообще денежная сторона работы мне долгое время была безразлична, но теперь приучаю себя об этом думать.
4. В целом, я занимаюсь переводами около 12 лет.
5. Профессиональный рост меня волнует, карьерный - нет.
6. Пожалуй, никогда не смогла бы стать переводчиком-синхронистом - слишком большой поток информации. А я не отличаюсь ни многозадачностью, ни быстродействием.
7. Быть проводником чужого творчества у меня получается лучше, чем создавать свое. Но меня это вполне устраивает. Мне нравится быть "в тени".
8. Бывает, что попадаются книги, статьи, фильмы - и я чувствую, что просто обязана их перевести. И не успокоюсь, пока не переведу.
9. У меня имеется профдеформация - читая книгу на русском языке, я мысленно почти неосознанно перевожу отдельные фразы на английский. Даже если автор изначально русскоязычный.
10. Надеюсь подтянуть знание хотя бы еще одного языка до уровня английского.

От  Allora - музыка
1. Музыка значит для меня очень много. Это факт)
2. Я закончила музыкальную школу по классу фортепиано.
3. В юности мною было написано одно-единственное музыкальное произведение.
4. Сейчас не играю уже много лет, хотя были попытки к этому вернуться и до сих пор мысли возникают, но дальше мыслей дело не идет.
5. При этом слушаю музыку каждый день, иногда очень много.
6. Были периоды, когда не слушала почти ничего - "не шло". Довольно неприятное состояние. Все равно что потерять обоняние или вкус.
7. Почти никогда не включаю музыку в качестве фона - я не могу одновременно слушать и заниматься чем-то еще.
8. Особой любовью люблю электрогитары. Есть в них какая-то мощь, к которой хочется прикоснуться. Примерно так же отношусь к мотоциклам.
9. Интересуюсь старинными инструментами разных народов.
10. Музыка для меня - проводник эмоций. С ее помощью мне легче выразить собственные эмоции и понять чужие.

От  ~Марьяна~ - любовь
1. Мне сложно говорить о любви. Рассуждать о любви. Это нечто крайне личное и сокровенное.
2. Поэтому я не пишу о своих чувствах в дневнике или где-либо еще. Я считаю, что это касается только двоих и никого больше.
3. И сейчас тоже не буду рассказывать о своих влюбленностях и отношениях.
4. В детстве я не говорила родителям и другим родственникам, что люблю их. И сейчас не говорю. Когда и пыталась, это выходило неуклюже и искусственно.
5. Иногда жалею, что в русском языке только одно слово для выражения любви. Потому что романтическая любовь и, опять же, любовь к родителям - для меня разные вещи хотя бы чисто по ощущениям.
6. Мне бывает сложно четко определить свое отношение ко многим людям и вещам. Но когда я люблю человека, я понимаю это совершенно ясно.
7. Повторю пункт о самопознании - я не знаю, что значит "любить себя". Для меня любовь работает только вовне.
8. Какое-то время пыталась убедить себя, что взаимная любовь мне не светит по многим объективным причинам. Хотя где-то в уголке сознания сидел наивный идеалист и верил в обратное. И он все-таки оказался прав.
9. Я рада, что умею любить. Когда-то были в этом сомнения.
10. Любовь - это чудо. Факт)

От  Алик-Ненормалик - истории (фандомы)
1. В общем-то, я человек далекий от фандомов в нынешнем понимании.
2. При этом я действительно люблю вымышленные миры - детальные, продуманные, живые.
3. Наверное, первым миром, которым я всерьез увлеклась, были "Звездные войны". Это увлечение длилось много лет, да и сейчас отношусь к ним с большой теплотой.
4. Именно с ЗВ связаны текстовые ролевки, в которых я участвовала (если не считать "Тургора").
5. На самом деле, только сейчас подумала - мне с детства нравилось помещать себя в миры книг, которые я читала, взаимодействовать с персонажами. До полноценных историй это не доходило - скорее, какие-то отдельные сцены и фрагменты сюжетов, которые я никак не фиксировала - они оставались у меня в голове.
6. Когда-то (на первых курсах универа) писала некие зарисовки по мотивам "Half-Life". Наверное, сейчас это назвали бы фанфиками.
7. С созданием собственных миров у меня не очень. В детстве сочиняла много историй, записывала, рисовала, потом как-то перестала. Хотя писательские порывы были и позже.
8. Еще один мир, который люблю особенно - Морровинд. Именно о нем однажды сказала - "мне хотелось бы там жить".
9. Наверное, именно это я ищу в каждой книге и компьютерной игре, за которую берусь - мир, в который можно вжиться, погрузиться полностью.
10. Ну, и хотелось бы упомянуть "Вавилон-5", "Властелин колец" и "Forgotten Realms" - как примеры миров, которые мне действительно нравятся.

Заявки на темы еще принимаются)

запись создана: 06.04.2015 в 20:07

@темы: моб, оффтопик

---

По наводке  Алик-Ненормалик.

Дождь цвета индиго

Уже восемь лет я работаю реабилитологом: помогаю облегчить жизнь людей с различными особенностями развития. Основной контингент составляют ребята с РАС — расстройствами аутического спектра. Естественно, я постоянный участник различных интернет-конференций, форумов, поддерживаю общение с мамами-активистками нашего города в созданных ими группах. В последнее время стал замечать обилие заметок, комментариев и сообщений (в том числе приходящих на мои страницы в соцсетях) на тему «я аутист, я особенный», а также массу статеек и репортажей, изобличающих, так сказать, истинную суть аутизма. Так вот, уважаемые, вы подзадолбали меня уже давно, но последней каплей стала мимоходом обронённая фраза знакомой: «Вот бы у меня родился сын-аутист, ведь они все такие гениальные!» Хочется вам всем сказать: идите в лес дружным строем.

Эти ребята — не «дети индиго», не сборище Шелдонов Куперов из «Теории большого взрыва», не дикие и опасные для общества социопаты. И нет, у нас не «45% населения страны недиагностированных аутистов», как сказала одна тётенька-психолог. Откуда вы, дражайшая, вообще взяли эти цифры? Отдельный привет врачу из области, которая год не ставила детёнышу диагноз в связи с тем, что «у девочек не бывает РАС, это противоречит нашей открытой женской натуре». Так и хочется взять за пустую головушку и постучать об стенку.

Открою вам страшную тайну: ребята с РАС — это… люди. Да-да, самые разные, представьте себе.

Вот Марк, ему 26. Живёт Марк один, работает инженером медтехники, знает пять языков, прекрасно поёт и увлекается ирландскими танцами. Догадаться об особенностях Марка сложно, но стоит придти к нему в гости, вы сразу наткнётесь на несколько таблиц: «Стирка», «Приготовление супа», «Не забудь выключить газ». Марку сложно запоминать такие вещи, в отличие от грамматики немецкого языка, например.

А это Митя. В свои 23 он знает одну фразу: «Сегодня пятница?» По пятницам его из интерната забирает домой мама. Митя передвигается на корточках (боится вставать в полный рост: высоко), не любит громкие звуки и скопления людей. Зато с удовольствием собирает бесчисленные пазлы и обожает обниматься.

Вот Рената, ей 12. Рената играет почти на всех известных мне музыкальных инструментах: пианино, скрипке, мандолине, барабанах… Она пишет странные, но прекрасные стихи, песни и рассказы. Учится на «отлично». Но, увы, Ренате никто не нужен, она не ищет компании и нервничает в присутствии других людей.

Вот Влад, круглый, мягкий и обаятельный. И характер у него под стать: Влад радостно заглядывает людям в глаза, гладит по голове, мычит какие-то мелодии, рисует для всех солнышки и танцующих зверят. Но в восемь лет Влад не хочет говорить, никак не может понять, почему нельзя обнимать незнакомцев и зачем в принципе нужно носить одежду, если и так тепло.

А это Оля. Она в свои шесть соответствует возрастной норме, даже более чем: читает стихи, поёт песни, смотрит мультики на английском, знает правила сложения-вычитания, может долго говорить про разные передачи, любит играть с другими детьми в «чаепитие» и кататься с горки. Оля смотрит в глаза и не выкладывает предметы в ряды. Правда, она не выносит прикосновений к голой коже, это вызывает у неё шок от сенсорной перегрузки. Поэтому одевают Олю, как куклу: платья в пол, плотные колготки или брюки, на руки — перчатки, на голову — косынку.

Все эти люди разные, большинство из них далеки от гениальности и никто из них на 100% не соответствует раскрученному образу, состоящему из смеси «Человека дождя» и «ребёнка индиго». Просто ребята, уже большие и совсем маленькие, которым требуется — каждому своя — особая помощь и поддержка. А «знатоки», мусолящие эту тему, то романтизируя, то демонизируя её, задолбали хуже горькой редьки.

Источник: zadolba.li/story/16927

@темы: СА

---

"Look Me In The Eye" Глава 17, часть 2

Приключение со змеей отвлекло меня от тревожных мыслей, но я все еще беспокоился, как мои изобретения поведут себя на первом концерте. Мы с Тексом подключили обе гитары и проверяли их снова и снова до последнего. Потом я вышел на улицу и принялся наматывать круги вокруг концертного зала, потому что не мог усидеть на месте. Зрители все прибывали, и, когда я вышел на третий виток, на парковке собралось, наверное, тысяч десять человек.
Я направился к главному входу, где столпилось не меньше полусотни байкеров-неформалов, ожидающих, когда откроются двери. Я решил подойти и поглядеть на их мотоциклы. Один из байкеров заметил мой служебный пропуск.
– Эй, чувак, не проведешь меня с приятелями внутрь? У нас есть кислота и прочая дурь.
Я побоялся сказать, что в жизни не прикасался к ЛСД. К байкеру присоединились еще двое. У одного на шее болталась тяжелая цепь. Все они были куда более грязными и вонючими, чем когда-либо доводилось бывать мне. Казалось, грязь у них была возведена в культ.
– Пива хочешь?
Полиция уже поглядывала на байкеров, раздумывая, не арестовать ли их за распитие алкоголя в общественном месте. Байкеры, в свою очередь, смотрели на копов, прикидывая, хватит ли им смелости арестовать их. Пока что была ничья.
К нам вразвалочку подошел еще один байкер, у которого не хватало передних зубов, и широко осклабился. Теперь я был окружен.
– Ну, сколько человек ты сможешь провести?
– У нас клевая дурь.
– Может, тебе телку надо? У нас их тоже много. Вон Элли – просто огонь.
У Элли передние зубы тоже отсутствовали.
Я не знал, как отказаться от предложения, поскольку байкеры выглядели угрожающе. Но меня не интересовала беззубая, немытая и наверняка черт знает чем больная байкерша. Не зная, как сформулировать вежливый ответ, на пару секунд я застыл на месте. Они истолковали это по-своему.
– Ты педик, что ли?
– Ладно, парни, я посмотрю, что можно сделать, – наконец сказал я.
Я вытащил пропуск, подошел к двери и заколотил в нее. Когда охранник открыл, я махнул перед ним пропуском, сказал «спасибо» и как можно скорее протиснулся внутрь, подальше от байкеров. Возвращаться туда не стоило. Урок общения с публикой я усвоил.
Но и за кулисами мне не сиделось на месте. Ожидание меня убивало. Я продолжал себя спрашивать: «Сработают ли мои гитары? Сколько еще минут до начала?» Я выглянул через служебный вход, надеясь, что на улице воздух будет посвежее. Там стояла такая же духота. Но с этой стороны здания хотя бы не было байкеров, поэтому я решил выйти наружу.
У служебного входа начали собираться фанаты, жаждущие посмотреть на прибытие группы. Я спрятал пропуск подальше, чтобы не маячил на виду. Там были и люди, одетые и раскрашенные под KISS, и десятилетние девочки с матерями, и даже парень в наряде средневекового колдуна. Толпа все прибывала, и меня оттеснили к краю газона.
Я обошел здание кругом, вернулся к главному входу, поглядывая под ноги – нет ли и тут змей – вошел внутрь и направился к сцене. Между сценой и зрительскими местами стояло шестифутовое ограждение, а вдоль него прохаживались взад-вперед охранники, как сторожевые собаки в тюрьме. Проходя мимо, я с каждым из них обменялся кивком. У некоторых из них были дубинки. У меня имелся при себе револьвер. Мы были готовы. Я смотрел, как в зал хлынул поток зрителей. Сработают ли мои гитары?
Наконец, концерт начался. Группа сыграла “King of the Night Time World”, затем перешла к “Radioactive”. Я так нервничал, что даже не слышал музыку. И вот настал решающий момент. Эйс взял в руки дымовую гитару и заиграл соло. Я затаил дыхание, когда его пальцы повернули рычажок, запускающий шашки. В динамиках раздался щелчок, из гитары вырвалась вспышка света и наружу повалил дым.
Эйс продолжал играть, и дым сгущался. Зрители вскочили на ноги. Они аплодировали! Моей гитаре! Я был потрясен. На меня нахлынуло такое облегчение, что я чуть не рухнул в обморок, когда песня закончилась и музыка стихла. Свет на сцене померк, Эйс отдал гитару помощнику и взял обычную. Но оставался еще один инструмент моего изготовления…
Спустя несколько песен Эйс взял мою вторую гитару и повернулся спиной к зрителям. Сцена погрузилась в темноту. Все видели, как в руках у него что-то вспыхивает, но никто не знал, что это. Он взял первые аккорды “New York Groove”, развернулся лицом, и публика взревела от восторга. Я просто не мог поверить в происходящее. Наверное, это был величайший триумф в моей жизни – видеть, как зрители реагируют на мою гитару. Она стала гвоздем программы, и этот фрагмент концерта даже показали в новостях по телевизору. Меня охватила эйфория. Наконец-то все меня любили.
После концерта, за кулисами, Эйс засыпал меня градом вопросов:
– А ты можешь сделать гитару, чтобы она стреляла сигнальными ракетами? А чтобы девятимиллиметровыми пулями? А лазерную гитару можешь? А такую, чтобы одновременно дымилась и летала? А можно вообще ее взорвать в конце песни?
– Конечно, все это можно устроить, – уверенно сказал я, хотя голова у меня шла кругом. Но я знал, что мне это под силу. И не сомневался, что Джим и Мишка мне помогут. У Эйса было в запасе пять новейших гитар «Лес Пол». Я взял одну из них и удалился к себе, чтобы поразмыслить над следующим изобретением.
Проснувшись на следующий день, я ощутил себя другим человеком. Мои гитары не подвели. Я доказал, что чего-то стою. Прежде я боялся, что все обернется провалом, и я с позором вернусь домой. И вот я оказался на вершине мира. Тур только начался, и мне предстояло еще много дел. Я вдруг понял, что не взял с собой ни смену белья, ни даже носков. При мне была только одна пара штанов и две футболки. Нужно было обзавестись чистой одеждой.
Потратив два часа и пять сотен долларов, я преобразился. Исчез прежний парень по прозвищу Усилок в драных голубых джинсах и байкерской футболке. Теперь у меня имелся запас приличных шортов и рубашек с рисунком из крокодилов и лошадей. Если бы в Орландо был яхт-клуб, меня бы там приняли за своего. Так или иначе, за время тура мне предстояло посетить многие города, и теперь дети и продавцы больше не будут от меня шарахаться.
Я даже подумал, не подстричься ли, но ограничился тем, что принял душ. Потом подошло время обеда. Официантка мне улыбнулась!
– Мне два гамбургера, суп из морепродуктов и четыре стакана чая со льдом. А чуть позже – шоколадный кекс с мороженым.
Молчание.
– Спасибо, это все.
Я старался быть вежливым и при этом не остаться голодным. В конце концов, я действительно хотел есть.
В «Линкольне» начинало попахивать грязной одеждой, валявшейся на заднем сиденье. Я упаковал все в коробку и отправил домой за счет группы. (К тому времени, как я вернулся домой спустя несколько месяцев, запах уже выветрился. Но одежду я, конечно, все равно постирал.) Потом я вернулся в концертный зал и обсудил с Эйсом будущие гитары. Цель была поставлена. Я вернулся в гостиницу и принялся рисовать чертежи и схемы.
После второго концерта я собрался отдать плотнику обещанный галлон джина, но обстоятельства сложились по-другому. Пока я убирал свою аппаратуру, на входе началась какая-то суматоха. К нам явились представители управления по борьбе с наркотиками. Они вломились в двери и направились прямиком за кулисы. Я нырнул за чехлы с аппаратурой и съежился, стараясь стать незаметнее. Не прошло и минуты, как двоих наших плотников вывели в наручниках, а следом вынесли набитый чем-то пакет. Текс потом сказал мне, что у них нашли фунт кокаина. Там, куда повели плотников, мой галлон джина им не понадобится. Я таскал эту бутыль с собой целый месяц, пока не нашел, кому ее отдать.
После Лейкленда я продолжал путешествовать с группой. Это была нелегкая, но веселая жизнь, и меня всегда радовало, как люди реагируют на мои творения. Кроме того, это была разгульная жизнь, какой у меня никогда не было раньше, и порой я не знал, что со всем этим делать. Мы играли концерты на юге Флориды, где наркодилеры запросто приходили к нам за кулисы и бесплатно предлагали кокаин на пробу.
– Давай, приятель, угощайся.
На столах были подносы с дорожками кокаина и целые вазы порошка – большие, размером с миски, в которых дома замешивают тесто. «Колеса» у них тоже имелись. И многое другое.
И это еще не все. За кулисы являлись девицы и тоже предлагали, так сказать, попробовать бесплатно. Люди часто меня спрашивали: «Наверно, много их у тебя там было, а?» Видимо, они считали, что девушки лично на меня вешались гроздьями, а я с радостью принимал их предложения. Это не так. Я по-прежнему стеснялся знакомиться, а потому никогда не заговаривал первым. Мне даже не приходило в голову провести с кем-то ночь и распрощаться на утро. Сама идея меня отталкивала.
И, конечно же, у меня была девушка. «Да какая разница?» – смеялись надо мной парни. – «Когда я уезжаю из дома, то открываю охотничий сезон. Сколько подцеплю, все мои!»
Меня этот подход как-то не привлекал. Мысль о том, чтобы каждый раз с кем-то знакомиться заново, была слишком пугающей.
Пытались ли эти девушки клеиться ко мне? Я даже не знаю. Я плохо распознаю поступки и намерения других людей, так что попытки флирта, если они и были, проходили мимо меня. Видя вокруг пары, я часто чувствовал себя одиноко, но не знал, как изменить положение дел, поэтому все оставалось как есть.
Когда все вокруг выпивали и нюхали кокаин, я испытывал замешательство. Мне не нравилось терять над собой контроль, и я уже видел, какие дикости люди вытворяют спьяну или под кайфом, а на следующий день ничего не помнят. От одной мысли, что я могу вытворять подобное, меня передергивало. Поэтому я не знал, что делать.
– Расслабься, приятель! Вынюхай дорожку, глотни пива!
Со стороны можно было подумать, что меня повсюду окружали соблазны, но мне это все ничуть не казалось заманчивым. Иногда я выпивал немного и принимал пару доз – чисто из вежливости. У меня никогда не возникало желания выпить все пиво в пределах досягаемости или вынюхать весь кокаин. Мне не нравилось, какие ощущения вызывали у меня наркотики и алкоголь.
В те немногие разы, когда я был пьян или под кайфом, я закрывал глаза, и мир начинал кружиться. Я думал: «Когда закончится этот бред? Какого черта я это сделал?» Очень быстро я все это «перерос», если можно так выразиться. Я перестал пить и принимать наркотики и никогда к этому не возвращался.
Кульминация каждого гастрольного тура – возглавить концерт на Мэдисон-Сквер-Гарден в Нью-Йорке. Мы должны были выступить там несколько раз в середине гастролей. Когда техники налаживали оборудование и подключали гитары Эйса, на одной из гитар сработала ракета, и Текс отправился в больницу с ожогом пальцев. Запасной такой же гитары у нас не было, так что мне пришлось срочно ее чинить. Близилось время концерта, и персонал толпился вокруг меня, поторапливая.
– Если подведешь нас, и мы опоздаем, с нас сдерут штраф в десять тысяч баксов за каждую минуту. Чтоб быстро все работало! – подгонял меня Фритц, наш администратор, нависая надо мной.
Я не подвел. Я спасал его жалкую задницу и спешил как мог.
– Скорее, скорее, скорее. Штрафы, не забывай. Мы не должны опоздать!
Мы вынесли гитару на сцену. Концерт начался вовремя, и все сработало как надо.
К 1980 году мои гитары со спецэффектами стали неотъемлемой частью шоу. У каждого из музыкантов имелся свой трюк. Джин взлетал в воздух, извергая кровь и огонь. Он играл на бас-гитаре в виде окровавленного боевого топора. У Пола был обведенный звездой глаз и гитара с зеркальной поверхностью, сверкавшая в свете прожекторов. А Эйс играл на гитарах с моими спецэффектами. На каждом концерте он начинал песню “2000 Man” Мика Джаггера, играя на обычном черном «Лес Поле». В середине песни он отходил к краю сцены и менял гитару на дымовую. Эйс начинал соло и в нужный момент поворачивал рычажок, который запускал дымовые шашки и включал лампы внутри. Они были такими яркими, что луч света бил через весь зал, а из отверстия валил дым. Казалось, гитара и вправду горит.
Можно было даже не смотреть на сцену – по одним воплям зрителей становилось понятно, когда Эйс зажигал свою гитару. Публика обожала эти моменты. Мы знали, что многие фанаты KISS приходят именно ради зрелища, и я прилагал все силы, чтобы их не разочаровать. Наш главный пиротехник сказал:
– У нас на каждом концерте больше фейерверков, чем во многих городах на День независимости.
И я был склонен ему верить.
После нескольких концертов мы еще больше усовершенствовали дымовую гитару. Второй поворот рычажка поджигал другую шашку, еще более мощную. Эйс почти полностью скрывался в облаке дыма, потом дым расползался по сцене, а струны гитары лопались от жара, пока Эйс продолжал играть. Каждый раз, когда струна лопалась с громким звоном, публика сходила с ума.
В этот момент мы спускали с потолка невидимый кабель. Над сценой был установлен механизм, который позволял опускать кабель, цеплять к нему что-то, поднимать обратно и раскачивать – все с помощью дистанционного управления. К кабелю был присоединен мощный электромагнит, которым управлял один из нас. На гитаре имелся стальной крюк. В конце своего соло Эйс начинал размахивать гитарой, словно рубил ею воздух. Когда он чувствовал, что крюк зацепился за кабель, он бросал гитару вперед, в сторону зрителей, и она начинала раскачиваться. Один из наших техников медленно сматывал кабель, так что гитара поднималась вверх. В это время я стоял сбоку с устройством радиоуправления в руках, которое собрал из модели самолета. Я нажимал кнопки, и лампы внутри гитары то вспыхивали, то гасли. Вращаясь и мерцая, она была похожа на фонарь маяка, поднимавшийся на высоту в пятьдесят футов над сценой.
На такой высоте вспышки были видны с самых задних рядов, в каком бы огромном зале мы ни играли. Некоторые из этих площадок действительно были большими. На таких аренах, как «Понтиак Сильвердом» в Детройте, от последнего ряда до сцены было, наверное, не меньше четверти мили. Пока все смотрели на возносившуюся гитару, Эйс брал в руки другую, с ракетами.
Ракетная гитара была сделана на основе модели «Лес Пол», такой же, как и две предыдущие. На конце грифа было закреплено устройство для запуска трех ракет. Эйс снова начинал играть, а потом выходил на край сцены, топал ногой, отводил гитару влево и выстреливал первой ракетой. Зрители слышали залп и видели, как гриф гитары извергал вспышку. Над залом, футах в ста от сцены, мы заранее подвешивали мешок со смесью пиротехнического пороха и конфетти – и взрывали его, когда Эйс делал выстрел. Зрителям казалось, что у них над головой разорвалась авиабомба. Эффект был потрясающий. Публика была в восторге.
Потом он разворачивал гитару вправо и стрелял снова, а мы взрывали еще один мешок конфетти. В течение секунд десяти бумажки осыпались на зрителей. А тем временем Эйс направлял гитару вверх и делал финальный выстрел – по все еще горящей и дымящейся гитаре. Мы взрывали самый большой заряд конфетти, а я с помощью радиоуправления гасил гитару, висевшую в воздухе. Все погружалось во тьму, и зрителям казалось, что он действительно подстрелил одну гитару другой.
Все это работало прекрасно до нашего выступления на Олимпийском стадионе в Мюнхене. На том концерте ракета, выпущенная Эйсом, по-настоящему угодила в дымовую гитару. Та рухнула с высоты в семьдесят футов и вдребезги разбилась об ограждение перед сценой. Началась давка, толпа зрителей кинулась подбирать обломки. Гитару растащили полностью – от нее не осталось ни кусочка.
Я помчался на самолете домой, чтобы изготовить замену, а потом полетел обратно в Германию, взяв два билета первого класса. Один для себя, другой – для гитары.

@темы: переводы, look me in the eye, СА

---

"Look Me In The Eye" Глава 17, часть 1

Глава 17
Рок-н-ролл всю ночь

Гастрольный тур «KISS возвращаются» начался летом 1979 года. Первый концерт должен был состояться 15 июня в Лейкленде, штат Флорида. Туда же отправлялся и я.
С весны я работал над новой коллекцией гитар со спецэффектами для Эйса. Вместе со Стивом Карром, мастером по изготовлению струнных, мы с Тексом доводили мои творения до ума, чтобы на них можно было играть. Карр занимался резьбой и окончательной отделкой, а Текс играл на готовых гитарах, проверяя их в деле. Я изготавливал и собирал электронную начинку. Группа только что выпустила альбом “Dynasty”, и их песни вновь занимали верхние строки чартов.
В этом туре группа использовала полностью обновленное оснащение. Новые декорации. Новые спецэффекты. Новые костюмы. И все гитары, которые мы сделали, тоже были новыми. Это очень радовало, и лишь одна мысль меня беспокоила – будет ли все это работать?
За неделю до первого концерта команда отбыла во Флориду, чтобы подготовить сцену, а мне приходилось в бешеном темпе все доделывать. Казалось, я работаю двадцать пять часов в сутки. Текс и администратор тура ежедневно мне названивали, спрашивая, почему так долго, и я был постоянно на взводе.
– Мы тебя заждались, – говорил Текс. – Тур вот-вот начнется!
А мы сидели в мастерской и до последней минуты все собирали и налаживали. Сработает ли это на настоящем концерте? Перед толпой зрителей? Оставалось только надеяться.
Наконец, жарким солнечным утром, за два дня до концерта, я прибыл в Орландо. В обрезанных голубых джинсах, с бородой и длинными волосами, я больше смахивал на байкера, чем на туриста, но главное, я был на месте. При мне была сумка с одеждой, ящик, где лежала пиротехника, инструменты, запчасти и оружие, и два чехла с гитарами. Сойдя с самолета, я оказался среди сотен мамаш с детьми, прилетевших в Диснейленд на выходные. Они были шумные, бесцеремонные и источали странные запахи. Большинство старалось держаться на почтительном расстоянии от меня.
От выхода до терминала нас доставили на монорельсе. Пока я ждал своего багажа, какие-то дети скакали прямо по сумкам и чемоданам. Я пытался вспомнить, что читал о законах Флориды насчет огнестрельного оружия, и прикидывал, какие из них нарушил.
На улице, за пределами терминала, воздух был горячим и влажным, как в турецкой бане. Я летел первым классом, а во Флориде взял на прокат «Линкольн», машину с самым мощным кондиционером, которая у них имелась. Все это я записал на счет группы. Если гитары отработают как надо, мне возместят любые расходы. Если же что-то пойдет не так – до новой жизни на Карибах всего час полета отсюда.
Я направился в гостиницу – приземистое двухэтажное здание с облупившейся штукатуркой, плесенью и слабым запахом тины. Во Флориде везде попахивало тиной. Тут кругом было болото кроме тех мест, где люди осушили его, вымостили улицы и построили дома. Мне дали номер на первом этаже, с двумя кроватями и телевизором.
От дорогой сети отелей я ожидал совсем другого. Обстановка была дешевой и обшарпанной. Кровати жесткие, стулья расшатанные, а открывалка для бутылок прикручена к столику раковины прямо рядом с унитазом. Это была та гостиница, где лучше ничего не трогать голыми руками, и где в бассейн мочатся даже взрослые. Но я подумал, сойдет. В конце концов, мне здесь только две ночи провести.
Закрыв дверь, я распаковал гитары и аккуратно положил их на кровать, чтобы не поцарапать. В обеих использовались аккумуляторы «Фреццолини», поэтому я включил зарядные устройства и убедился, что зажглись индикаторы готовности. Кажется, в дороге ничего не сломалось.
Чтобы на гитарах можно было играть, их следовало заряжать не меньше часа. Коротая время, я вытащил свой револьвер и служебный пропуск со дна чемодана. Из другой сумки я достал пули – даже в те времена запрещалось проносить заряженное оружие на борт самолета. Я зарядил револьвер и сунул его под двойное дно фирменного чемоданчика «Халлибертон».
Когда гитары зарядились, я взял ту, что с подсветкой, и слегка повернул один из регуляторов. Гитара ожила, и по ее корпусу побежали полоски света. Похоже, все 750 крошечных лампочек работали. Я ощутил, как они греют мне руку сквозь прозрачное пластиковое покрытие. Я выключил их, чтобы не расходовать батарею.
Следом я взял в руки дымовую гитару и проверил ее начинку. Щелкнув переключателем, я пару секунд глядел, как светится лампочка, потом осмотрел содержимое.
Больше делать было нечего. Все готово – тянуть бесполезно. Я отнес гитары в машину.
Когда я добрался до арены, большая часть установочных работ была уже закончена. Кто-то из команды перекусывал, стоя возле буфета. Один парень запускал модель самолета над сиденьями. Два плотника ушли за сцену и там накачивались кокаином, дорожка за дорожкой. Мне они тоже предложили. Кокаин может придать энергии, но я и так был достаточно взбудоражен. Меня не отпускала тревога, сработают ли мои изобретения как надо, и наркотики мне были ни к чему.
Я прошел мимо кокаинщиков и отнес гитары в гримерку, где мы их и включили. Большая часть команды ни разу их не видела, и в комнату сразу набилось столько народа, что некоторым пришлось остаться в дверях. Текс и Пол – два наших гитарных техника – подошли ближе, чтобы как следует разглядеть инструменты.
Все заулыбались, когда Текс включил гитару с подсветкой, и белые полоски забегали вверх-вниз по ее корпусу. Блики света скользили по стене, как рябь на озере в солнечный день, только гораздо ярче.
– Это же просто класс. Невероятно!
Все столпились вокруг. Никто раньше не видел ничего подобного.
– Черт, ну и яркая же она!
Кто-то выключил верхний свет, и мы снова стали смотреть на гитару. Я начал ощущать себя победителем.
Вскоре появился Эйс. Он взял гитару и осторожно повернул ее в руках – словно она была живая и могла укусить. Я понимал его. Когда держишь ее в руках, то ощущаешь, как тепло лампочек скользит по твоей коже. Она действительно казалась живой. Если положить ладонь на корпус, гитара словно терлась о твою руку.
– Ну, Усилок, ты даешь. Рехнуться можно!
Мы вынесли гитары на сцену и подключили к комплекту из шести усилителей «Маршалл». Звук наполнил пустой концертный зал. Эйс был в восторге, а я выдохнул с чувством облегчения и гордости. До концерта оставалась всего одна ночь.
Сценическое оформление также делалось по особому заказу KISS, и мне нужно было кое-что приварить к алюминиевому каркасу на той стороне сцены, где стоял Эйс, чтобы дополнительные «примочки» для гитар были у него под рукой. Я объяснил старшему плотнику, что мне нужно, и он пообещал, что за вечер все сделает.
– Имей в виду, я тебе делаю большое одолжение. С тебя галлон джина «Танкерей», – сказал он. Я согласился – что еще оставалось делать? После нервотрепки с гитарами я был слишком взвинчен, чтобы уснуть, но через какое-то время пошел в свой номер и просто отключился.
Когда я проснулся, в окна ярко светило солнце. Мой номер был с видом на лужайку, которая шла под уклон и спускалась в заросли высокой болотной травы. Вид был вполне живописный, портил его только знак футах в десяти от двери:

Осторожно
Берегитесь рептилий
За знак не заходить

Заметил я эту надпись только сейчас – впрочем, когда я приехал, я вообще мало на что обращал внимание кроме гитар. Решив сфотографировать табличку, я открыл дверь и чуть не наступил на большого черного щитомордника, гревшегося на солнце на бетонном патио. На патио моего номера.
Это была здоровенная змея фута три длиной и толщиной чуть не с мою ногу. Выглядела она весьма агрессивно. Змея заметила меня, отпрянула и раскрыла бледную бело-розовую пасть, готовясь к атаке. Я видел таких раньше, на ферме деда с бабушкой. Гремучие змеи уползали прочь, если их не трогать, но щитомордники защищали свою территорию и могли напасть. По крайней мере, этот явно собрался атаковать. Я захлопнул дверь и стал думать, что делать дальше.
Первый раз я увидел ядовитую змею, когда мне было лет восемь. Но даже тогда я знал, как поступить. Я пошел в дом, взял энциклопедию, открыл статью «Змеи» и все о них прочел. Водяные щитомордники были опасны, как и гремучие змеи, и медноголовые, но я выяснил, что в других краях водятся и куда более опасные виды. Я сразу решил, что ни за что в эти места не поеду.
В детстве я читал, что риск умереть от укуса змеи ниже, чем вероятность утонуть в бассейне или погибнуть в автокатастрофе. Но сегодня от статистики было мало прока. В двух футах от меня находилась разъяренная ядовитая змея, от которой меня отделяла хлипкая металлическая дверь. Я должен был что-то предпринять. Если лягу спать дальше, горничная, которая придет убирать номер, запустит ее внутрь. А я совсем не хотел, чтобы по моей комнате ползала змея. Если я хотел оставить себе возможность утонуть в бассейне или разбиться на машине, нужно было избавиться от нее или ускользнуть живым. Шансы, что она меня укусит, сейчас были как нельзя выше.
Жители северных штатов говорят: «Зачем убивать змей? Они не страшные. Они не тронут вас, если их не провоцировать». Южане такого не скажут, и у них есть на то причины. У моего деда был наемный работник, Джеральд, и однажды он ткнул щитомордника палкой, думая, что тот уползет. Как бы не так. Змея молниеносно влезла по палке и цапнула его. Вся рука у Джеральда стала лиловой, и он чуть не умер.
Когда мне было пятнадцать, змея свалилась с ветки прямо в лодку, на которой я плавал. Я выстрелил в нее шесть раз, потом ударил веслом, и она все еще пыталась меня укусить. Лодка в итоге чуть не потонула. Когда-то давно мой прадед Данди дал мне лучший совет, как справиться со змеей: «стреляй дробью, шестым номером».
Именно такой дробью он заряжал свой обрез, когда ходил по болотам и высокой траве.
Обреза у меня не было, но имелась неплохая альтернатива. Я открыл чемодан и достал револьвер. Высыпав патроны на кровать, я быстро зарядил его «змеиными пулями». Это как мелкая стальная дробь, заключенная в гильзу. Вы спросите, зачем мне змеиные пули на гастролях с рок-группой? Не спрашивайте. Я всегда носил с собой оружие, и мне случалось проводить лето на Юге. Я прекрасно знал, что водится в болотах Флориды.
Теперь я был готов. Я распахнул дверь, опустил револьвер и выстрелил в змею дважды, прежде чем она смогла напасть на меня. Первый выстрел опрокинул ее на спину. Второй отбросил футов на десять в траву. Я шагнул наружу и выстрелил еще четыре раза, чтобы наверняка. Когда звуки выстрелов стихли, я огляделся.
Облако порохового дыма медленно рассеивалось. Змею разорвало пополам. Хвост еще дергался. Купающиеся в бассейне люди пригнулись и попрятались – кто нырнул в воду, кто под шезлонг. Никто не двигался с места.
– Все в порядке, это просто была змея! – я улыбнулся и успокаивающе помахал револьвером.
Никто даже не шелохнулся. До меня дошло, что я стою в одних трусах и размахиваю оружием неподалеку от бассейна, где полно детей и загорающих родителей. Я развернулся и пошел к себе.
В номере я заглянул под обе кровати – убедиться, что в комнату не заполз какой-нибудь родственник той змеи, пока я был снаружи. Потом перезарядил револьвер и натянул штаны и рубашку. Нет ничего более бесполезного, чем разряженное оружие в номере мотеля.
Я позвонил на стойку регистрации и попросил к телефону управляющего. Когда он взял трубку, я сказал:
– Ко мне прямо под дверь приполз ядовитый щитомордник. Но все уже в порядке, я его застрелил. Можете прислать уборщика, чтобы он прибрал во дворе?
Я ожидал благодарностей, однако управляющий на меня накинулся.
– Вы палили из пистолета в моей гостинице! Совсем спятили? Вас ждут большие неприятности, мистер! Я вас в тюрьму засажу! Оставайтесь на месте. Я вызываю полицию!
Через пару мгновений он возник у меня на пороге – взбешенный, с багровым лицом – и продолжил орать, нарушая мой покой.
Вскоре появился и шериф. Здоровенный мужик весом не меньше 250 фунтов, в зеркальных солнечных очках, какие любили носить полицейские на Юге. Выглядел он не слишком дружелюбно, но я знал, что это лишь видимость. Я уже успел с ним познакомиться, когда он заходил в концертный зал для проверки мер безопасности. Оказалось, он служил во Вьетнаме. Мы поговорили о противотанковых гранатометах M72 LAW, из которых ему довелось стрелять, и я сказал, что было бы неплохо использовать снаряды от них для сценических эффектов. Потом я показал шерифу некоторые пиротехнические устройства, которые мы применяли на концертах. Я как раз начинал работать над «ракетными» гитарами.
– Что здесь произошло? – спросил он, растягивая слова.
– Я открыл дверь, а там была змея, которая собиралась меня ужалить. Поэтому я ее застрелил, – сказал я. – Хорошо, что у меня было оружие, и я был начеку. Будь я невнимателен, она бы здорово меня цапнула.
Шериф кивнул. Он отметил выщербину в бетоне, которую оставила первая пуля не боле чем в двух футах от моей двери. С такого расстояния разъяренный щитомордник легко мог напасть. Он повернулся к управляющему и сказал:
– Черт побери, Фред, тебе повезло, что парень был настороже. Ты бы проблем не обобрался, если бы змея укусила его или какого-нибудь ребенка.
Управляющий вздрогнул, но кивнул. Он явно не разделял точку зрения шерифа. Наверняка он предпочел бы, чтобы змея заползла в чей-нибудь номер, ужалила постояльца и скрылась. Прислуга обнаружила бы лиловый труп, и сотрудник похоронной конторы по-тихому вывез бы его из гостиницы. Без выстрелов. Без лишней суеты. В конце концов, мертвецы были обычным делом в номерах флоридских отелей. А вот стрельба нет – по крайней мере, не в Лейкленде.
Потом шериф повернулся ко мне и спросил:
– Из чего ты ее уложил, сынок?
Я показал ему револьвер. Он осмотрел его, вернул мне и сказал:
– Отличное оружие. Если бы я не смог убить из него змею, я бы оставил эту затею и медленно-медленно отошел назад, пожелав змее всего наилучшего.
Он не спросил, откуда парня вроде меня большой револьвер в золотом чемоданчике. Оружие тогда носили все. Это была Флорида 1979 года. На этом шериф и ушел.
А я переселился в «Хилтон», где проблем с рептилиями у меня больше не было. Но сначала я настоял, чтобы в прежнем отеле мне возместили стоимость номера, поскольку условия проживания оказались совершенно неудовлетворительными. Возможно, то, как решительно и твердо я разобрался с ядовитой змеей, убедило менеджера в справедливости моих аргументов.

@темы: переводы, look me in the eye, СА

---

Наконец-то! Нашла в торрентах этот ирландский мультфильм. Про девочку-селки) А это песня из него.

@темы: Ирландия

---

Недавно вернулась активному поиску работы...
Сижу на одной из фрилансерских бирж, с которой когда-то начинала. Странное дело - тогда, без рейтинга, без портфолио, как-то легко удавалось получать заказы. И постоянные заказчики находились очень быстро. Сейчас - вот уже две недели ничего.

Нет, объяснение-то есть, и не одно. Тогда я хваталась за все подряд (а потом сидела до шести утра, чтобы успеть), а сейчас выбираю то, что мне действительно по силам. Да и конкуренция за это время стала выше, скорее всего.

К слову, о конкуренции. Никогда не умела рекламировать и продвигать свои услуги. Писать резюме, заполнять профиль на фрилансерском сайте - для меня адская задача. Перечислить факты я могу, но преподнести их так, чтобы заинтересовать - едва ли.

Еще сложно, когда надо самой назвать цену работы. Когда цену указывает заказчик, все просто - либо она меня устраивает, либо нет. Когда сама - очень сложно не промахнуться. Слишком велик разброс на разных сайтах, в разных сферах перевода. 100 р. за тысячу знаков - где-то считается ерундой, а где-то приличной суммой. Занизишь - сложится впечатление, что не ахти какой ты профессионал, если готов работать за копейки. Завысишь - заказчик пойдет искать подешевле. И вообще мне сложно "оценивать" свои умения, во всех смыслах.

---

15.03.2015 в 14:10

Пишет  M. Hsu:

15.02.2015 в 17:22

Пишет  Yin:

Экология помощи - советы тем, кто хочет помощи.
Этот краткий мануал написался по мотивам вопроса на аске (этого и этого).


Идея о том, что просить помощь надо правильно, звучит как будто даже еретически. Как так, я же расстроен, я слабый, это мне нужна помощь! И чтобы ее получить, я должен просить помощь "правильно"?!


Давайте сразу договоримся - вы уже большие, мамы тут нет! Зато есть Другие, живые люди, с которыми вам теперь и жить. Ждать, что они будут любить и принимать вас любого - это как минимум свинство, а как максимум - просто приведет к предсказуемому краху отношений.
Просящий и помогающий - это два взрослых и равных человека. Просто один временно нуждается в поддержке, а второй хочет эту поддержку оказать. При этом помогающий тоже очень уязвим - он боится ранить, боится ляпнуть что-то не то, иногда чувствует себя беспомощным, а иногда вообще имеет свое отдельное мнение на проблему, но обижать просящего не хочет...
Поэтому все ниженаписанное ни в коем случае не требования и не правила. Это просто советы, которые существенно повышают ваши шансы получить помощь и укрепить отношения.

Первое и самое главное - люди любят помогать! Некоторые стесняшки боятся просить о помощи - мол, не хочу грузить своими проблемами/не хочу отвлекать/мои проблемы никому не интересны... да вы знаете эти отмазки, небось сами активно используете.
Но людям нравится слушать о чужих проблемах! Нам нравится быть нужными, нам нравится, когда на нас полагаются, нам нравится видеть слабые стороны других и обращаться с ними бережно.
Беда только в том, что для этого есть множество препятствий, и львиную их долю порождают сами просящие, сами того не понимая. И помогающие встают перед тяжким выбором - превращать общение в тягостную обязанность или уходить из отношений.

Чтобы сохранить в своих "теплых и близких" искреннее желание помочь, чтобы укрепить ваши отношения, и написан этот простенький мануал. Он поможет вам избежать самых фатальных ошибок, которые просящие могут допускать.
Не лишайте людей возможности помочь вам!


1. Перед вами Другой. Человек, который пока что ничего не знает о ваших проблемах и переживаниях. Не видит того, что происходит в вашей голове. А значит, пока вы не откроете рот и не объясните простыми человеческими словами, чего вам от него нужно, он бессилен. Да, так хочется просто сделать скорбную мордашку и повыть - и чтобы помогающий волшебным образом сразу все понял и сделал вам хорошо!
Но нет. Давайте будем честны - это обычный человек, и никто вам не гарантирует, что он сможет помочь. У него свои проблемы, средний уровень интеллекта и нет никакого психологического образования. Он не телепат. А кроме того, он думает штампами, порой не видит, в чем проблема, часто эгоцентричен, говорит всякие глупости и не понимает, на что вы обижаетесь. Это не означает, что "никто не может вам помочь". Это означает, что в социуме свои законы, и даже их знание и соблюдение не гарантирует того, что вы получите все, что хотите. Но это не делает социум холодным и жестоким местом. В нем много ресурсов и возможностей, и ваша задача - научиться их получать.

2. Объясните, в чем проблема! Пусть это будет как бы мини-задача - донести до другого человека, что именно с вами случилось и что вы чувствуете. Если вам кажется, что вас никто не понимает - подумайте, может, вы непонятно объясняете?
Не стоит воспринимать это как обязанность "вот мне плохо, а я еще должен заботиться о правильных формулировках!". См. пункт 1 - перед вами Другой. Если вы хотите помощи, то вам нужно объяснить помогающему ситуацию так, чтобы он вообще в принципе смог въехать, в чем там проблема. Потому что иначе его присутствие вообще бессмысленно, его рядом с вами нет, и проблему он вам решать не помогает. Если другой не понимает, в чем суть проблемы, он просто эмоциональный фаллоимитатор, объект для получения удовлетворения. А объективизировать других людей - очень-очень вредно. И вам он никак не поможет, и его это сильно ранит.
Кроме того, это само по себе очень терапевтично - формулировать свои спутанные ощущения во внятные предложения. Замечать и называть то, что происходит - это важно.
- Не знаете, как начать свой рассказ? Расскажите, с чего все началось. "Два дня назад я позвонила маме, и она сказала...."

3. Объясните четко и внятно, что вы от помогающего хотите. Четко! Внятно! Прямо первой фразой! Вы хотите, чтобы подруга погладила вас по головке? Сказала, что вы бедная-несчастная? Высказала свою точку зрения на ситуацию? Чтобы друг дал какую-то подсказку, как двигаться дальше? Отвесил волшебный пинок? Помог материально? Провел с вами время? Просто выслушал рассказ?
Все это разные способы помощи, и помогающие очень часто тераются: сейчас уместно дать совет или нужно просто обнять? Не обидит ли его, если я назову его "бедненьким"?
Если вы четко скажете, что вам нужно, это в десятки раз увеличит вероятность получить от помогающего именно то, что вы хотите - вместо бестолковых советов и "не бери в голову", которые помогающие часто говорят просто от отчаяния, не понимая, что от них требуется.
- "Пожалуйста, мне сейчас нужно, чтобы ты погладил меня по голове и дал выплакаться".
- "Хочу услышать твой взгляд на ситуацию".
- "Извини, я сейчас вся просто вне себя, можешь просто посидеть и послушать меня, не перебивая?"

4. Дайте возможность отказаться без объяснения причин. Вы даже не представляете, насколько помогающие будут вам благодарны, если вы просто спросите их "У тебя есть сейчас время поговорить? Если ты откажешься, не страшно".
90% ситуаций, когда люди "молчат и ныкаются" - это про отсутствие возможности просто отказаться от разговора. Даже если это близкий друг, который всегда вас выслушает и поймет - ради бога, оставьте ему путь к отступлению! Не ставьте помогающего в идиотскую ситуацию, когда он вынужден вам врать. Признаться, что "извини, мне просто нужно в магазин за сыром" далеко не каждый сможет. Солжет ли он, что "я убегаю на тренировку" или останется вас послушать, значения уже не имеет. От разговора у него останется тягостное ощущение обязанности, которого он в будущем постарается избегать - а значит, избегать ВАС.
Не делайте из помощи вам обязанность. Оставьте путь к отступлению.
- "У тебя есть сейчас время, чтобы меня выслушать?"
- "У меня произошло это, и то, и то... извини, я тебя не отвлекаю?"
- "Если ты откажешься, ничего страшного".

5. Иногда люди с вами несогласны. Будьте готовы, что собеседник может искренне считать, что вы неправы, а прав ваш оппонент. Иногда он постарается это скрыть, иногда выскажет.
Посоветовать тут нечего, просто... будьте готовы.
- "Жаль, что у тебя другой взгляд на проблему. Извини, я сейчас не могу слушать то, что я неправа. Спасибо, что выслушала".
- "Мне неприятно, когда меня тыкают в мои ошибки".

6. Иногда собеседники говорят некорректные фразы. Типа "ну чо ты воешь как дура" или "ну и не общайся с ним, в чем проблема?". Запомните волшебный ответ: "Извини, мне неприятно это слушать. Не мог бы ты ***?". Он один и универсальный.

7. Иногда помощь просто не получается. Никто в этом не виноват, просто не получилось. Поблагодарите собеседника хотя бы за то, что он попытался.
- "Мне кажется, что наш разговор заходит не туда, поэтому давай на сегодня закончим. Спасибо, что согласился выслушать".
- "Извини, мне становится только хуже. Я пойду. Спасибо, что попытался."

---

"Look Me In The Eye" Глава 16

Глава 16
Стать частью машины

Многие люди с синдромом Аспергера имеют тягу к технике. Иногда мне кажется, что хороший механизм мне ближе и понятнее, чем кто-либо из людей. Я много размышлял о причинах этого, и у меня есть несколько предположений. Во-первых, машина находится под моим контролем. Мы не взаимодействуем как равные. Какой бы большой эта машина ни была, я главный. Машины не спорят. Они предсказуемы. Они не хитрят и не делают гадостей.
Я плохо распознаю намерения других людей. Мне сложно по взгляду на человека определить, нравлюсь я ему, или он злится на меня, или просто ждет, чтобы я что-то сказал. С машинами таких проблем нет.
Я ощущаю родство с самыми разными механизмами. Попробую объяснить.
Представьте себя на концерте, где все билеты распроданы. Вы стоите на возвышении – на платформе, где находятся пульты, управляющие звуком и светом. Вы глядите на море голов перед сценой. В зале кромешная темнота, лишь вдоль стен виднеются знаки «Не курить». Когда ветер дует в вашу сторону, вы можете уловить душок марихуаны. (Казалось бы, откуда в зале ветер?) Потолок настолько высок, что кажется, там клубятся облака. А вокруг движется и бурлит толпа. Огоньки зажигалок и лазерных указок мерцают, как светлячки. Толпа похожа на единый гигантский организм. Хорошо, что вы стоите над ней, отдельно ото всех, на свободном пространстве, а между вами и зрителями – надежное ограждение.
Еще ничего не происходит, но зал гудит. И вы знаете, что эта публика может обезуметь в один миг. Вы прислушиваетесь, не начнется ли стрельба. Беспокоитесь, не пронес ли кто-то ножи. Смотрите вниз, чтобы убедиться, что охранники стоят на своих местах перед платформой. Их вид успокаивает – две мощных фигуры в черных футболках, на которых большими буквами написано «Охрана».
Пятничный июньский вечер, на улице стоит жара. Перед началом концерта администратор сказал, что в зале девяносто две тысячи человек, а очередь у входа растянулась на полмили. Внутри должны работать кондиционеры, но воздух раскален. Вы потеете и ощущаете запах толпы. Вам хочется выйти на воздух, но до двери пятьсот футов, и перспектива продираться через всех этих людей вас не прельщает. Вы содрогаетесь при мысли, что тут было бы, случись вдруг пожар.
Чем дольше не загорается свет, тем сильнее нервничает толпа. Единственные огни, что вы видите, это знаки «Выход» и подсветка пультов, где вы стоите. Вы уязвимы. Если толпа взбунтуется, вы знаете, что первым попадете под удар.
Вы думаете об этом, пока ждете.
Рядом с вами стоят главный осветитель, звукооператор, администратор тура и начальник пожарной охраны. Толпа заводится, и через пару минут люди начинают скандировать. Почти пора. Перед вами загорается красная лампочка. Осветитель наклоняется вперед, включает микрофон на своей гарнитуре и говорит: «Пора начинать, ребята.» Вы протягиваете руку и зажигаете огни. Нажатие первой кнопки отдается в животе. «Что если ничего не произойдет? Если ничего не сработает?»
Но на сцене вспыхивают огни, и волна света окатывает вас. Они зажглись. Ваши огни.
Словно бы волшебство – так слаженно все работает, хотя вам это не кажется волшебством, ведь вы понимаете, как устроен каждый компонент, и знаете, что никакой магии в этом нет. Лишь простейшие принципы электротехники. Вы взяли тысячу безжизненных деталей – лампы, отражатели, автоматические выключатели, реостаты, провода, зажимы и стяжки – и превратили их в живое существо. И вы его хозяин.
Вы придумали его и создали, а теперь стали его частью. Оно оживает. Электричество – его пища, а вы – его мозг. Вы стали одним целым с машиной. И пока вы остаетесь ее частью, она живет. Без вас она распадется на составные элементы. Но если что-то перегорит, пока вы управляете ею – может быть, вы дали слишком большую нагрузку или допустили ошибку – она умирает.
Чтобы стать мозгом осветительной системы, необходима предельная сосредоточенность и внимание. Легко сказать: «Нажми кнопку, и загорятся лампочки», но реальность куда сложнее. Свет нужно включать плавно, чтобы лампы не перегорели. Чтобы зажечь их все, нужно танцевать над пультом, включая первый прожектор, потом второй… Если двигаться слишком быстро, можно перегрузить систему, тогда вылетят пробки, и вы останетесь ни с чем. Темнота. Ваш худший кошмар во время концерта. В темноте толпа звереет, а этого ни за что нельзя допустить. Вы должны шестым чувством ощущать свою систему, чтобы знать, как она ведет себя – тогда вы будете мастером.
И вот вы приступаете к делу. Разноцветные снопы света падают с потолка на сцену, омывая ее. Они скользят и меняются, а вы переключаетесь с прожектора на прожектор, и ваши руки непрерывно танцуют над пультом в такт музыке. Дымовые машины за сценой извергают клубы тумана, и ваши огни чертят в них узоры.
Теперь различимы лица толпы – все глаза устремлены на сцену. Там разворачивается действие, яркое, громкое. А вы – словно волшебник страны Оз. Вы стоите на открытом месте, но никто вас не видит.
Каждый раз, когда свет меняется, подчиняясь вашим командам, у вас бегут мурашки по коже. Движением двух пальцев вы оживили огни мощностью в миллион ватт. Легкий щелчок, и вы переключили ток такой силы, что хватит осветить целый район города. Вся ваша умственная энергия сосредоточена на осветительной системе. Когда концерт начался, нет времени отвлекаться. Вы знаете цвет, фокус и направление каждого из трех сотен прожекторов. Вы пристально следите за ними и выбираете каждый по очереди, в нужное время, внося тончайшие поправки.
Ваша концентрация так сильна, что вы даже не слышите концерта, не видите толпы. Вы видите лишь каждую из трех сотен ламп, и каждая – как отдельная личность. Только так можно добиться общей слаженности. Это как игра на огромном световом органе, и ваши руки безостановочно танцуют над рычажками.
Окажись вы за сценой, возле щитка освещения, вы бы услышали могучее гудение, раздавшееся в тот момент, когда загорелись огни. В пятидесяти футах над полом зажглись три сотни ламп, и от них прокатилась волна жара, словно кто-то открыл дверь печи.
Когда начинается концерт, все происходит одновременно. Загораются огни, стреляет пиротехника, группа начинает играть. Высоко вверху, в противоположной части зала, включаются следящие прожекторы – десятифутовые, с мощными ксеноновыми лампами – и высвечивают музыкантов, словно нащупывая их длинными белыми пальцами. Звукооператор рядом с вами следит, как на его собственном пульте датчики смещаются из зеленого в красный. Начальник пожарной охраны подносит к глазам шумомер, хмурится и машет им перед носом у администратора. Разговаривать в таком грохоте невозможно. На шкале – 124 децибела, почти как взлет реактивного самолета в аэропорту Детройта. Это выше, чем разрешено законом, но начальника никто не слушает. Толпа ревет, и музыка становится еще громче.
И этого всегда будет мало. Всегда можно найти прожекторы еще ярче, а усилители еще мощнее. На каждом концерте эти машины выдают 100 процентов своих возможностей. Миллион ватт электричества – на кончиках ваших пальцев. С этим не сравнится ничто в мире.

@темы: переводы, look me in the eye, СА

---

"Look Me In The Eye" Глава 15

Глава 15
Паром до Детройта

В первый сезон моих разъездов с KISS я звонил домой каждую неделю. Мобильных телефонов еще не было, поэтому сделать это было сложнее, чем теперь. В мотелях телефоны имелись, но это был настоящий грабеж – некоторые ушлые владельцы брали по доллару за минуту междугородного разговора. Мы возили собственные телефонные аппараты в грузовике с прочим оборудованием. Приезжая на очередную концертную площадку, мы их подключали и начинали названивать.
Я всегда звонил Прохвосту. Похоже, он скучал по мне, и я знал, что он рад меня слышать. В то лето ему исполнилось четырнадцать.
Иногда он сообщал странные новости о жизни в Нортхэмптоне, куда наша мать отправила его во время своего очередного приступа. Тем летом он жил с доктором Финчем и его приспешниками в старом разваливающемся особняке в центре города. В доме царила атмосфера секты, поэтому я там редко бывал.
Иногда в его голосе слышалась особая настойчивость. Однажды я позвонил ему откуда-то из западных штатов, и он сказал:
– Джон Элдер, можно я к тебе приеду? Например, завтра?
Я понял, что у него что-то на уме. «Наверняка хочет, чтобы я ему что-то купил», – подумал я. Учитывая, что отец скатился на дно, а мать не работала и совсем помешалась, я превращался для брата в ходячий кошелек. Порой казалось, что его запросы растут быстрее, чем мои доходы. Когда он был маленьким, то обматывался алюминиевой фольгой и был доволен. Теперь же ему хотелось иметь дизайнерские вещи, и он решил, что я обязан ему все это покупать. Я уже не мог дождаться, когда он вырастет и пойдет работать.
– Ладно, – сказал я. – Будь завтра к шести вечера в аэропорту Брэдли-Филд у терминала «Эйр-Каман». Я отвезу тебя на наш концерт в Кливленде.
Я приехал за ним на «Кадиллаке». Я всегда брал на прокат «Кадиллак», когда представлялась возможность, хотя наш менеджер все время ныл по поводу расходов. Мы с Прохвостом любили эти машины. В прокате они всегда были новенькие, и у них был свой характерный запах. Кроме того, наша бабушка водила «Кадиллак» во времена нашего детства, так что в нем мы чувствовали себя как дома.
Я всегда бережно обращался с арендованными «Кадиллаками», если не считать случая, когда я одолжил машину нашему пиротехнику, а он дал на ней покататься двум стюардессам из Чаттануги. По крайней мере, они называли себя стюардессами. Девушки испарились вместе с машиной, и прокатная фирма хотела списать ее полную стоимость – двадцать тысяч долларов – с моей карточки. Вскоре машину обнаружили возле аэропорта «Шарлотт». Стюардесс мы больше так и не видели. Менеджер группы уладил все финансовые вопросы.
С тех пор я больше не давал свои «Кадиллаки» кому-либо из команды.
Кливлендский аэропорт находился на приличном расстоянии от города. Но стоило нам пересечь городскую черту, брат тут же взялся за свое.
– Где тут торговый центр? – спросил он.
«Мы еще десяти минут не провели в городе, а ему уже неймется!» – подумал я. Дома полно торговых комплексов. Для этого не нужно лететь на самолете за тысячу миль.
– Мне нужна новая одежда, – решил он привести веский аргумент.
Не желая отпускать его в магазинный загул, я свернул с шоссе в спальный район.
– Тут нет магазинов, – я обвел рукой темноту.
Прохвост посмотрел по сторонам. Мы оказались в какой-то глуши. Вокруг не было ничего кроме жилых домов, да и они с каждой милей отстояли друг от друга все дальше. Ночь стояла темная, а фонарей на улице было мало. Нам даже не попалось ни одной автозаправки или мелкого придорожного магазинчика.
Но Прохвост знал – если есть жилые дома, то поблизости должны быть и магазины.
И тут меня посетило вдохновение. Может быть, его удастся провести. Теперь, когда он повзрослел, обмануть его будет гораздо труднее. Но все-таки…
– Прохвост, тут нет магазинов. Вообще никаких. Если ты приехал сюда ради покупок, не обольщайся. Кливленд – это религиозная община. Поэтому он так и называется. Здесь живут кливиты.
– Какие еще кливиты? – недоверчиво спросил он. Но я продолжал раскручивать идею.
– Это очень религиозные люди. Они и основали этот город. Поклоняются святому Кливу, покровителю урожая. Они вроде наших массачусетских шейкеров

(*)

.
* Шейкеры (Shakers) – протестантская религиозная секта в США. Их обряды сопровождались экстатическими танцами, или «тряской», благодаря чему они и получили свое название (от англ. shake – трясти).
Что он мог на это возразить? Он видел, как люди поклоняются святым в Мексике. Мать брала его с собой несколько лет назад, когда ездила туда в поисках вдохновения для своих картин. Я продолжил. Теперь он был у меня на крючке.
– Если честно, я ужасно удивлен, что KISS разрешили здесь выступать. Обычно тут только госпел поют. Ну, ты знаешь, как в других религиозных общинах. Меннониты, амиши, муниты. Они бы никогда не пригласили KISS. Ни за что в жизни. Но времена меняются. Может быть, скоро мы будем выступать перед мормонами в Солт-Лейк-Сити.
Но мысли Прохвоста по-прежнему были заняты покупками.
– Мне очень нужна новая одежда. Смотри, я фотки взял.
Он притащил с собой рекламные буклеты «Кельвин Кляйн» и вырезки из журналов “People” и “US” с шикарно одетыми моделями и знаменитостями. Он вырезал особо понравившиеся и даже соорудил что-то вроде коллажа. Это было бы вполне симпатично, если бы с помощью своего творения он не собирался вытрясти из меня полтысячи долларов.
– Не могу я твои картинки разглядывать, я за рулем.
«Надо было его в багажник засунуть», – подумал я. Брат нетерпеливо подпрыгивал на сиденье, сжимая журналы в руках. От своих планов он отказываться не собирался.
– Прохвост, ты не понимаешь. Нет крупных магазинов в Кливленде. Совсем нет. Есть только церкви, заправочные станции и бакалейные лавки. Все.
– И что же нам делать? – спросил он таким тоном, как будто это моя проблема.
– Я-то знаю, что буду делать. У нас завтра концерт в «Ричфилд Колизее». Так что я работаю. Можешь пойти со мной, посмотришь на пиротехнику, которую мы придумали для песни “Rock and Roll All Night”.
– Но мне нужна одежда, – теперь он уже просто канючил.
Меня посетила новая мысль. Прохвосту повезло, что я умел импровизировать. Большинство старших братьев давно исчерпали бы запас идей и просто отвесили ему подзатыльник. Но я только начал входить во вкус.
– Слушай, если тебе позарез надо в магазин, можешь взять такси до пристани и отправиться на пароме в Детройт. Это в девяноста милях отсюда, на той стороне озера Эри. Но должен предупредить, это жуткое зрелище. Я бы туда не пошел.
Перед моими глазами живо возникла картина паромной пристани. Прямо-таки сцена из Библии. Содом и Гоморра. Поклонение золотому тельцу. Обезумевшие грешники, ждущие кары господней. Все это и многое другое – прямо у кливлендского причала. Воображение у меня разыгралось.
– Там просто ужас что творится. Алчные люди, жаждущие покупать, покупать и покупать. Они пьют, гогочут, толкаются. Толпятся на пристани и ждут парома, как наркоман – дозу героина. Я туда не поеду. И вообще, у меня одежды достаточно, новая мне не нужна.
– Одежда у тебя – отстой, – фыркнул он. – Вся замусоленная. И вообще, сейчас никто такое не носит.
– Ну, я не собираюсь тратить целый день, чтобы плавать на пароме за шмотками. Что если он затонет?
– А может затонуть?
– Черт, Прохвост, через озеро плыть несколько часов. Даже берега не видно! Ты ведь слышал песню об «Эдмунде Фитцджеральде»? Ее Гордон Лайтфут поет. Так назывался корабль – «Эдмунд Фитцджеральд». Девятьсот футов длиной. Он затонул во время шторма – не осталось и следа.
– Ну … да, – он явно не знал, что еще сказать.
– Это случилось прямо здесь. На Великих Озерах.
Однако, похоже, образ огромного тонущего корабля его не слишком напугал. Жажда покупок была сильнее.
– Двадцать девять человек утонуло. Весь экипаж.
– Если погода будет хорошая, я все равно поеду.
Раз уж он сделал выбор, я постарался его приободрить.
– Когда доберешься, посмотри на волны. Если будут захлестывать причал, не садись на паром. Ладно?
– Хорошо, – согласился он, явно надеясь на погожий день. – Отвези меня туда утром, а там посмотрим.
– Я не знаю, как туда ехать. И мне работать надо. Возьми такси. Я дам тебе двести долларов на одежду, плюс деньги на такси и паром. Но добираться будешь сам.
– Спасибо, Джон Элдер, – похоже, он решил, что выиграл.
Мы добрались до мотеля и пошли в номер. Наша охрана даже поставила заграждение, чтобы фанаты не проникли в нашу часть гостиницы. Прохвоста охранники хорошо знали.
Навстречу нам попался Эйс и один из техников.
– Э-эй! Это же мини-Усилок!
– И большой с ним!
Прохвосту не нравилось, что его звали мини-Усилком. Он сказал:
– Я отправляюсь в Детройт на пароме. За новыми шмотками.
– Да это ж офигеть как круто. Пива хочешь?
Прохвост попятился от него. Мы дошли до номера, и я показал брату, где он будет спать – на полу у окна. В комнате стояло две кровати, но на одной спал я сам, а другую использовал в качестве монтажного стола.
– Не буду я спать на полу. Убирай свое барахло с кровати.
– Прохвост, ты должен быть благодарен за то, что имеешь. Я извел четыре тысячи галлонов самолетного топлива, чтобы доставить тебя сюда. А теперь тебе кровать подавай?
Мой брат понятия не имел о деньгах и усилиях, затраченных, чтобы привезти его сюда. Я, на самом деле, тоже, но он-то этого не знал. Я посмотрел на кровать и обдумал ситуацию. Если положить его на пол, он будет ныть всю ночь. Если выставлю его за дверь и запрусь – закатит сцену. Пусть лучше спит на кровати.
– Ладно, помоги мне аккуратно переложить все на комод. Но сначала нам нужно открутить и перенести телевизор, чтобы хватило места. Дай мне отвертку «Филипс» из чемоданчика.
Вместе мы расчистили ему место для сна. За все это время он не проявил ни малейшего интереса к устройствам, над которыми я работал. Я был разочарован.
Было ясно, что Прохвост не заснет, пока не выяснит все насчет своей завтрашней поездки. Собравшись с духом, он отправился к портье.
Он приподнялся на цыпочки, чтобы опереться о стойку, а потом принял светское выражение лица и осведомился:
– Не подскажете, где здесь ходит паром до Детройта?
За стойкой дежурила прыщавая девица лет двадцати, на вид совсем деревенщина. Она непонимающе уставилась на него.
– Паром до Детройта, – медленно повторил он, на случай, если она была слегка туповата.
– Э-э-э… Не знаю, – промямлила она растерянно. Обслуживающий персонал в мотелях, где мы останавливались, не всегда был высшего класса.
Прохвост быстро вернулся и припер меня к стенке.
– Опять твои шутки, Джон Элдер?
Но у меня был готов ответ.
– Сам посмотри и подумай. Ты видел хоть один магазин за то время, что мы здесь?
И Прохвост снова попался.
– Не знаю, – теперь он мямлил, как та девица. Он был в растерянности. Но ему отчаянно хотелось заполучить одежду, как в журналах.
– Главное событие года в здешней общине – фестиваль святого Клива, – сказал я ему. – Наш концерт приходится на начало праздничной недели. Вспомни Мексику, ты же не видел, чтобы люди выходили из церкви и тут же бросались по магазинам?
Он решил, что я могу быть прав.
– Поспрашивай сам вокруг, поищи кого-нибудь, – закончил я разговор.
Прохвост направился по коридору, а я тайком пошел следом, чтобы подслушать. Он подошел к первым, кто попался ему навстречу. Это была приятная пара средних лет.
– Извините, пожалуйста. Вы не знаете, где здесь ходит паром до Детройта? – теперь он был сама вежливость.
– Прости, мы сами из Сан-Франциско, – они улыбнулись прелестному мальчику со светлыми кудряшками. Такие вот милые люди покупают детей вроде Прохвоста и выращивают их, как домашних питомцев. Но Прохвост не хотел быть питомцем. Ему нужна была одежда.
Он понял, что ему нужен кто-то из местных. Может, кто-то, кто здесь работает, но потолковее, чем девица за стойкой. В коридоре у служебного входа он обнаружил уборщика. Он-то наверняка местный и все знает.
– Извините, где тут ходит паром до Детройта? – Прохвост по-прежнему был вежлив.
Уборщик уставился на него поверх своей тележки с метлами, швабрами и тряпками.
– Че-го-о?
– Мне нужно в магазин. Как добраться до парома?
– Паром до Детройта? Ты совсем сдурел? Если надо в магазин, иди в магазин! Тут полмили по улице!
Уборщик развернулся и пошаркал прочь. «Идиот какой-то», – пробормотал он, катя тележку по коридору. Он закашлялся и сплюнул на ковровую дорожку.
Прохвост остался стоять с кислой улыбкой на лице, соображая, что его провели. Он больше не сказал ни слова.
Я удалился в свою комнату, весьма довольный собой. Кто угодно обхитрит четырехлетнего ребенка, но попробуйте разыграть четырнадцатилетнего. Тут нужно быть мастером. Я понимал, что Прохвост становится старше и умнее. Возможно, мне больше не удастся его провести.
Скоро он вырастет, и мне придется придумать ему новое имя. Имя Крис, которым его назвали родители, никуда не годится.
На следующий день я сводил его в магазин. После кливлендского концерта он отправился домой с сумкой обновок, более-менее довольный. Когда я в следующий раз позвонил ему, он попросил у меня велосипед.

@темы: переводы, look me in the eye, СА

---

Весьма любопытная беседа.

@темы: оффтопик

---

14-я глава навела на мысль... Я вот тоже никогда не относилась к известным людям как к небожителям. Это просто люди. Я не понимаю оголтелого фанатства, с воплями и визгами, со стремлением вызнать всю подноготную о "кумире", влезть в его частную жизнь.

Я могу восхищаться чужим талантом. Могу испытывать большое уважение к этим людям за то, что они делают. Но меня совершенно не интересует их личная жизнь. Мне не важно, каковы они "в реале", за рамками творчества. Иногда бывает интересно посмотреть, почитать какое-нибудь интервью, узнать о творческом процессе, о том, что их вдохновило на те или иные песни и заставило поднять какие-то темы. Бывает приятно, когда выясняется, что их взгляды на какие-то вещи сходятся с моими. Но это не принципиально. Первично само творчество.

Когда-то в старших классах школы у меня было бурное увлечение одной группой, пожалуй, наиболее близкое к фанатству. Даже висел их плакат на стене. Я переписывалась с поклонницами, обменивалась видеокассетами с концертами (тогда интернет был только модемный, о том, чтобы все это скачать, не могло быть и речи), собирала понравившиеся статьи и фотографии. Но даже тогда у меня не было желания охотиться за любым упоминанием о них или вызнавать какие-то тайные факты биографии. Я не мечтала о встрече или общении с ними. Прежде всего, меня интересовала музыка.

...
Как-то я уже говорила - я по-особенному отношусь к талантливым людям. Независимо от их известности. Но все они - просто люди.

---

"Look Me In The Eye" Глава 14

Глава 14
Первая дымящаяся гитара

Обычно в огромном здании «Бритро» я работал почти один, если только со мной не было Мишки. Я занимался делами в подсобке, а Сет и еще пара сотрудников возились с оборудованием в студии. Поэтому в один из дней 1978 года, придя со своими чемоданчиками запчастей и инструментов, я очень удивился, обнаружив возле здания целую толпу народа. Изнутри доносилась громкая музыка, и, войдя внутрь, я узнал песню. К нам приехала группа KISS.
– Они арендовали студию, чтобы подготовиться к туру, – объяснил Сет. – Так что пусть они тут сами по себе, а мы поработаем в задних комнатах. Идет?
Идет. И я принялся за очередную груду дохлых усилителей.
Со своего места я видел студию и заметил, как Эйс Фрейли, гитарист, копается в корпусе своего инструмента. Мне стало любопытно, и я подошел к нему.
– Что это вы делаете? – спросил я.
– Эй, ты ведь инженер, да? – не дожидаясь ответа, он продолжил. – Я хочу заложить в гитару дымовую шашку. Чтобы в конце моего соло она загорелась.
– Я мог бы это устроить. Можно посмотреть?
Оказалось, Эйс прорезал отверстие в передней стенке гитары и вставил туда шашку. Идея была в том, что он ее подожжет, и гитару окутает облако дыма, пока он играет соло. Затея хорошая, но воплощение оставляло желать лучшего.
– Ну и ерунда у вас тут, – тактично сказал я. Потом минуту подумал. – Можно сделать металлическую коробочку, закрепить ее в корпусе, а внутрь положить шашку. Так будет гораздо лучше.
– Точно, и дерево не загорится, так что дым будет дольше идти.
– Можно даже заизолировать коробку. А вместо огня сделать лампочки.
Эйс ухватился за эту идею. Оказалось, что мысль о лампочках уже приходила ему в голову.
– Может, вот такие? – он показал мне лампочку. – Они для самолетов или кинопроекторов, что-то вроде того.
Эйс никогда не отличался точностью в деталях. Впрочем, откуда бы они ни взялись, гореть лампочки обещали ярко.
– У вас найдется лишняя гитара? – спросил я.
– Черт, если ты это сделаешь, у меня найдется сколько угодно гитар, – он окликнул человека, отвечающего за его аппаратуру. – Эй, Текс, пусть с «Гибсона» завтра пришлют этому парню гитару! – Потом его осенила мысль, и он повернулся ко мне. – Как зовут-то тебя?
– Джон Робисон, – ответил я.
Эйс явно не считал, что имя «Джон» описывало меня должным образом.
– Будем звать тебя Усилок! – объявил он, поскольку знал, что я занимаюсь усилителями. Похоже, я был не единственным, кто придумывал людям свои имена. Когда в фильме «Зверинец» Джон Белуши давал имя Камбале, я хорошо его понимал.
Модель «Лес Пол» фирмы «Гибсон» считалась золотым стандартом среди гитар. Та, на которой играл Эйс, стоила почти тысячу долларов. И вот теперь он велит своему помощнику, чтобы завтра мне прислали такую же, вот так запросто. Вот что означает власть и слава в мире музыки.
Тем вечером я отправился домой с новым заданием. Я никогда раньше не занимался спецэффектами, но Эйс этого не знал, и я не собирался ему говорить. До сих пор мои эксперименты ограничивались детскими проделками – ничего столь масштабного, как сейчас. Когда я думал об этом, становилось не по себе. Что, если я все провалю?
«Все получится», – сказал я себе, пока ехал домой. И я знал, кто мне в этом поможет: мой друг Джим Боутон, тот самый, с плавильной печью и пылающей ванной. Я показал ему гитару на следующий же день, как только курьерская служба доставила мне ее домой. Это была новенькая черная «Les Paul Custom». Я ожидал какую-нибудь некондицию, но гитара казалась такой совершенной, что я боялся до нее дотронуться. Но все же решился.
– Ему нужна гитара, которая взрывается, горит и дымится? И при этом играет? Наш человек! – ухмыльнулся Джим.
Мы уложили гитару на одеяло, расстеленное на капоте его «Фиата 124». Вскоре у нас созрел план. Сначала Джим изготовил металлическую коробочку, которую мы закрепили на задней стенке гитары. Но ничего не вышло – коробка погнулась.
Тогда Джим сделал еще одну, из нержавеющей стали. С помощью фрезы он выпилил отверстие в задней стенке гитары, потом вынул один из звукоснимателей спереди. Коробочка поместилась как раз напротив того места, где он был.
– Теперь мы вырежем стальную пластинку в форме звукоснимателя и поставим пружину, чтобы она открывалась, и оттуда валил дым. И нужно сделать изоляционную прокладку, а то Эйс обожжется, пока играет. Она же раскалится!
Текс, помощник Эйса, названивал мне через день, чтобы узнать, как идут дела. Поначалу он был настроен скептически, как и остальная команда.
– Металлическая коробочка? Фальшивый звукосниматель на пружинке? Да вы рехнулись.
Но после того, как Текс пришел и взглянул на наше творение, он тут же уверовал, а за ним и другие. За один вечер недоверчивые возгласы превратились в восторженные. «Ух ты! Коробочка! Звукосниматель на пружинке!»
Пока Джим изготавливал коробочку и прочие механические детали, я занимался электроникой. KISS только что начали использовать новейшую технику – беспроводные радиосистемы “Shaffer Vega” – для передачи сигнала с гитары на усилитель. Для группы, которая все время скачет по сцене, беспроводная система была очень кстати – меньше проводов, о которые можно споткнуться или выдернуть. Однако, это усложняло мне работу, ведь это значило, что мощные лампочки Эйса должны будут работать от батареек.
Решить проблему помог Текс. Он отыскал маленькую фирму, “Фреццолини Электроникс”, которая делала аккумуляторы для портативных телекамер. Я отправился к ним – в промзону города Хоторн в Нью-Джерси. Джек Фреццолини и Джим Кроуфорд устроили мне настоящую экскурсию. Было приятно, что со мной обращались, как с солидным инженером, а не как с подростком. Мы вышли в зал, где техник спаивал отдельные аккумуляторы в блоки разных форм и размеров. Готовые блоки затем обтягивались голубым пластиком.
Там же, на монтажном столе, лежали аккумуляторы, изготовленные для меня. Размером блок был где-то пять на шесть дюймов, не более дюйма в толщину и весил пару фунтов.
– Этого вам хватит с запасом, – сказал Джек.
– Вы уверены? – скептически спросил я.
– Черт, да от них автомобиль можно завести! Смотрите.
Мы подошли к паре мощных ламп, и Джек подключил к ним один из моих блоков. Лампы загорелись, залив комнату таким ярким светом, что мне пришлось отвернуться.
– Мы разработали эти аккумуляторы, чтобы телевизионщики могли использовать прожекторы и снимать в любых условиях, – объяснил он. – Как, по-вашему, они делают репортажи об автомобильных авариях, или о спасении людей в горах, или о животных в лесу? Они используют наши аккумуляторы, точно такие же.
Я проникся к ним уважением. Фирму «Фреццолини» я покинул с двумя блоками аккумуляторов и двумя зарядными устройствами.
– Счет я пришлю группе, – сказал Джим.
Здорово, подумал я. Целая контора людей, которые оплачивают за тебя счета и улаживают дела. Может, когда-нибудь и у меня будет так же.
Когда мои идеи воплощались в жизнь, меня переполнял восторг. Приятно было видеть и слышать, как они становятся частью настоящего шоу. Зрители смотрели в изумлении на мои затеи и отвечали взрывом аплодисментов и одобрительных криков. В такие моменты было здорово быть «отщепенцем». Если посмотреть вокруг, все творческие люди, причастные к музыке, были в том или ином смысле отщепенцами, и я прекрасно чувствовал себя среди них. Единственными «нормальными» были менеджеры, а с ними я редко имел дело. Мне нравились музыканты и те, кто их окружал, и симпатия выглядела взаимной.
У меня была девушка и машина. Я сбежал от своих полоумных родителей. Я работал на одну из крутейших групп в мире. И даже получал неплохие деньги. Группа “Fat” платила мне восемьдесят долларов в неделю, а теперь я столько же зарабатывал за пару часов. Спустя долгое время жизнь наконец-то стала налаживаться.
По крайней мере, так мне казалось, когда все шло хорошо. Когда что-то не ладилось, в голове моей шептались голоса:
«Ты просто дуришь людям мозги.»
«Эта хрень никогда не будет работать.»
«Что люди скажут, когда придут забирать заказ, а увидят кучку деталей на твоем столе?»
Иногда, когда я занимался гитарами KISS, меня охватывало напряжение и беспокойство. Тогда я начинал работать еще усерднее. Что еще оставалось? Я должен был заставить гитары работать так, как обещал.
Нужно было учесть тысячу мелочей. Например, проблема с фальшивым звукоснимателем – пластинкой, которая открывалась и выпускала дым и свет. Она была сделана нержавейки – стоит ли ее покрасить? Я боялся, что краска испортится от копоти дымовых шашек.
У Текса нашлось идеальное решение: наклейки. У него даже был знакомый, который их делал. Он напечатал нам наклейку, которая выглядела, как звукосниматель, и с ее помощью мы замаскировали стальную дверцу. Можно было менять наклейки перед каждым концертом, чтобы звукосниматель выглядел как новый. Это была отличная идея, и она сработала. Кроме того, я увеличил отверстие в задней стенке гитары, чтобы туда поместились аккумуляторы и прочая электроника.
Дымящаяся гитара была моим первым опытом работы в команде. Аккумуляторы, лампочки, дымовые шашки. Джим резал и сваривал металлические детали, Мишка неустанно паяла – вместе у нас здорово получалось.
Наконец, все было готово. Мы превратили обычную гибсоновскую гитару в огнедышащего монстра. Снаружи она выглядела как любая другая гитара «Лес Пол». Но если повернуть нижний регулятор громкости, срабатывала пружина, поджигалась дымовая шашка и яркий свет вырывался из отверстия. Сочетание дыма и света давало потрясающий эффект. Пора было опробовать все это в Нью-Йорке.
Я никогда раньше не работал на знаменитостей. KISS были одной из известнейших групп в мире, и я гордился, что они выбрали меня, чтобы сделать эту гитару. Я размышлял, что же будет дальше. Я тоже стану знаменитым? У меня будет больше работы? Когда я прибыл на место, Эйс взял мою гитару в руки и уставился на ее начинку, видневшуюся через прозрачную пластиковую вставку в задней стенке.
– Полный отпад. Надо проверить ее в деле. Текс, дай нам сюда пару шашек!
Когда обе шашки загорелись, из гитары повалил дым и заполнил всю комнату. Однако, шашки не собирались гаснуть – они разгорелись настолько, что на гитаре лопнули две струны. Увидев это, я испугался, что изоляция не выдержит.
– Вот это да!
Эйс был в восторге. И зрители тоже, как только это увидели. Дымящуюся гитару Эйс пустил в ход в песне “2000 Man”. Публика обожала эту песню – а теперь и вовсе ревела от восторга, когда в гитаре вспыхивал огонь и изнутри валил дым. После первого выступления Эйс подошел ко мне.
– Слушай, это просто обалденно. Что бы нам еще такого придумать?
Та гитара стала лишь первой в череде самых разных гитар, которые мы сделали за следующие несколько лет. Эйс фонтанировал идеями. Я приступал к разработке, когда начинались гастроли, и продолжал совершенствовать свои гитары, пока мы путешествовали. Спецэффекты становились все лучше и лучше. Мне очень нравилось все это, и Эйсу тоже.
Всю жизнь я был непопулярным, и теперь вдруг ощутил, как все переменилось. Родственники, которых я не видел с тех пор, как мне было пять, объявлялись у служебного выхода со сцены, заверяя в своей любви и выпрашивая «парочку пропусков за кулисы, если сможешь». Обычно я мог.
Попадались мне не только родственники. О сексуальных аппетитах наших парней ходили легенды, и я нередко натыкался на их «подружек». Однажды в Мэриленде мы зарезервировали весь верхний этаж лучшего в штате отеля и зарегистрировались под вымышленными именами. Несмотря на наши усилия, поблизости всегда ошивались толпы фанаток. После концерта я устало протащился мимо них и направился к лифтам. Со мной внутрь зашли еще две девушки. Они были довольно красивы и весьма вызывающе одеты. Одну я помню до сих пор – у нее были рыжие волосы и красная шелковая блузка, расстегнутая почти до пупка. И высокие каблуки. Хотя на проститутку она не была похожа. (К тому времени я повидал достаточно проституток, чтобы уловить разницу.) Просто она выглядела весьма агрессивно, если можно сказать.
Я нажал кнопку последнего этажа, потом повернулся к ним и спросил:
– Вам какой этаж?
– Тот же, – ответила девица в красной блузке.
– А приглашение у вас есть? А то наши охранники вас не пустят.
– Мы идем отсосать Джину Симмонсу, – невозмутимо сказала она. – Он нас ждет.
– Понятно, – медленно сказал я. Что еще мне было сказать? Добравшись до верха, я направился в свою комнату, а они – к Симмонсу. Их действительно там ждали.
Подобное я наблюдал каждый вечер, но девица в красной блузке почему-то особенно запомнилась. Возможно, дело было в ее уверенности – я такое чувствовал только рядом с Мишкой. Тем вечером я закрылся в своем номере и стал работать над усовершенствованием очередной гитары. В одиночку.
Понемногу я становился экспертом по спецэффектам для KISS. Но так было в их мире. Возвращаясь домой, я вновь окунался в свой собственный мир, куда более прозаичный. Толпа, шум, сцена – все исчезало, как будто никогда и не было. Собственно, так и считали некоторые жители крошечного Амхерста – что я все это выдумал.
Перед тем, как отправиться в тур, мы выстроили все шоу и репетировали его на Лонг-Айленде. Несколько раз я брал с собой Прохвоста. Он был в восторге. Он пошел в седьмой класс, и одним из его школьных заданий было написать сочинение, как он провел каникулы. И он, разумеется, написал: «Мой брат работает с группой KISS. Он взял меня на репетицию в Нассау, и я познакомился с Полом Стэнли и Джином Симмонсом. Я видел их без грима, а они рассказывали мне неприличные анекдоты.»
В те дни увидеть участников KISS вживую было чем-то непостижимым, а тем более, без их фантастического грима. Поэтому брата отправили к школьному психологу по поводу его «бурных фантазий», от которых он не желал отказываться.
На следующий день я пошел в школу вместе с ним, чтобы во всем разобраться.
– Какого черта вы прицепились к моему брату? – спросил я психолога. К 21 году я не научился такту, но умел излагать свои мысли прямо и жестко. К тому же, воспоминания о моих собственных школьных злоключениях были еще очень свежи.
Не знаю, что подействовало сильнее – мое честное лицо, мои внушительные габариты или моя грубость. А может быть, фотографии, которые я носил в золотом чемоданчике, подаренном Эйсом и оклеенном изнутри пропусками за кулисы. Как бы то ни было, с тех пор учителя не сомневались в рассказах Прохвоста о KISS.
– Вот ведь сборище придурков, – буркнул я брату, выходя из школы.
– Ага, – согласился он. Вскоре он последовал моему примеру и бросил школу через несколько месяцев.
Меня всегда забавляла реакция людей на подобные вещи. Им казалась невероятной сама идея, что я работаю с KISS. Для меня это была просто интересная работа. Кому-то надо ее делать – почему бы не мне?
– Поверить не могу, что ты знаком с Эйсом Фрейли! Он же мой кумир! Расскажи, какой он, – тараторила Анна, продавщица в пиццерии «Супериор», куда я зашел за пирожками с перцем и луком. Я никогда не знал, как отвечать на такие вопросы. «Они просто музыканты», – думал я. – «Что тут рассказывать?»
Однажды я попытался ответить.
– Да он обычный парень, – сказал я. – Темные волосы, ростом чуть ниже меня.
– Перестань! – возмутилась она. – Никакой он не обычный! Я без тебя знаю, как он выглядит! – с этими словами она сама принялась расписывать мне, каков ее кумир, и не умолкала минут пять. Я выскользнул из пиццерии и пошел чистить мотоцикл. Надо было как-то отделаться от нее, но я не мог уйти, пока не получу свой заказ. Анна увязалась за мной.
– Ну, а Джин?
– Какой Джин? – рассеянно спросил я, полируя хромированную выхлопную трубу.
– Джин Симмонс! Говорят, что он может лизнуть себе глаз. Это правда?
«Господи, – подумал я. – Когда же это закончится…»
– Ну… Язык у него длинный, это да. И девушки его любят.
Я не знал, что еще сказать. К счастью, в этот момент из дверей вышел ее босс с моим заказом, и это позволило мне покинуть Анну и ее Безумный Мир Рок-Звезд.
Не знаю, дело в синдроме Аспергера или во мне, но на меня никогда не действовала «звездность». Каким бы ни был знаменитым музыкант, для меня он оставался парнем со сломанной гитарой или идеей насчет спецэффекта. Но мне никак не удавалось объяснить людям эту простую вещь.
– Ты чересчур скромничаешь, – говорили те, кто относился ко мне хорошо.
– Ты просто самодовольный кретин, – говорили те, кому я не нравился.
Правда была в том, что для меня существовали лишь мои инженерные творения. Гитарист для меня был все равно что пилот гоночной машины. А я – механик, который собирает и чинит двигатель. Мы были в одной команде, но вел машину не я. Я даже не видел гоночной трассы. Моим миром были двигатели.

@темы: переводы, look me in the eye, СА

---

"Look Me In The Eye" Глава 13

Давно не выкладывала глав из книги Джона Элдера Робисона. Продолжу...

Глава 13
Большой успех

К концу зимы 1978 года моя жизнь пошла на лад. В марте закончился долгий и мрачный период моего одиночества, когда в университете я вдруг встретил Мишку и с удивлением узнал, что теперь она здесь учится. Мы очень долго не общались, но тут же разговорились вновь. Она призналась, что бросила меня, потому что одна подруга рассказала ей мерзкую историю обо мне. Позже выяснилось, что все это неправда, но было уже поздно. Теперь мы оба жалели о потерянном времени.
Той весной мы гуляли по заброшенным железнодорожным путям вокруг Амхерста, собирая ржавые рельсовые «костыли» и стеклянные изоляторы с телеграфных столбов, валявшиеся в траве. Мы говорили о себе, о наших мечтах, обсуждали научную фантастику, электронику, автомобили и мотоциклы. Я снова был влюблен.
Два месяца спустя произошло еще одно важное событие – я получил работу в крупной звукозаписывающей компании. Они имели дело с настоящим оборудованием – таким, какое используют на стадионах, а не в барах.
Меня наняла “Britannia Row Audio” – компания, которую организовали “Pink Floyd”, чтобы сдавать в аренду свое концертное оборудование в свободное от гастролей время. В США компанию называли просто «Бритро». Руководил ею Мик Ключински, англичанин, проработавший с “Pink Floyd” много лет. Я познакомился с Миком, когда он оказался в Амхерсте – ставил звук на весеннем университетском концерте. Должна была играть группа “Sha Na Na”, но усилители у них ломались один за другим. Я сразу понял, что дела у них плохи, когда зашел в зал во время саундчека.
– Я смотрю, у вас проблемы с усилителями? – спросил я.
«Может быть, это мой шанс.»
– Еще какие проблемы. Меня зовут Мик, а это Сет. А ты кто?
Мик оказался пухлым коротышкой с сильным британским акцентом.
– Я отвечаю за основную систему, – продолжал он, – а Сет за мониторы.
Основная звуковая система – это та, через которую звук идет в зал. Все эти башни колонок по бокам сцены. Динамики мониторной системы обращены внутрь сцены – чтобы музыканты слышали самих себя сквозь шум усилителей и всего прочего.
– Меня зовут Джон Робисон, я инженер. Я хорошо разбираюсь в усилителях.
Хотелось надеяться, что это прозвучало внушительно.
К тому же, это было правдой. У них стояли усилители “Phase Linear” – тогда это была одна из двух ведущих фирм (второй была “Crown”), выпускавших большие усилители для крупных звуковых систем. Несколько раз я чинил такие для местных музыкантов. У них было неприятное свойство взрываться, если играть слишком громко. Но до этого я встречал лишь системы с одним-двумя усилителями. У этих же парней была целая гора – беглым взглядом я заметил штук двадцать, не меньше. Ничего подобного я раньше не видел, и поэтому был просто потрясен.
– Ну, что ж, взгляните на них, мистер инженер, – Мик пригласил меня на сцену и повел туда, где высились стойки со вспомогательной электроникой. Я в жизни не видел столько оборудования в одном месте, но не подал виду.
Я попросил отвертку, и мне вручили целый набор “Xcelite”. В то время это был все равно что «роллс-ройс» среди инструментов. У меня были один-два отдельных инструмента, но целый комплект считался настоящей роскошью. Я осмотрел панель предохранителей. Полетели предохранители постоянного тока, даже стекло почернело. Короткое замыкание, значит. Выходные транзисторы тоже были сожжены напрочь. Я мог все это починить, но не здесь. Нужна была мастерская.
– А вы откуда приехали? – спросил я.
– Из Британии, – ответил Мик. – Мы только что открыли филиал здесь в Штатах. На Лонг-Айленде.
Все британские музыканты, с которыми мне доводилось общаться, никогда не говорили, что они из Англии. Они всегда были «из Британии».
– «Флойды» отправили меня сюда заправлять всем этим, – сказал Мик. – А мистер Голдман, – он указал на Сета, – моя правая рука.
– Я могу починить эти усилители, но мне нужно место, чтобы их разобрать. У вас есть где расположиться?
Оказалось, что на Лонг-Айленде у них огромная радиостудия. Мы договорились, что я подъеду на следующей неделе. В назначенный день я погрузил свои инструменты в машину и отправился в Нью-Йорк. На Лонг-Айленде я никогда раньше не был. Мне было немного не по себе. Что если я не справлюсь?
Я остановился перед невзрачным зданием в небольшом переулке – одним из сотни таких же. Туда ли я вообще приехал? Никаких опознавательных знаков на доме не было, что находилось внутри – непонятно.
Я позвонил в дверь, и мне открыл Сет. Я перешагнул порог и оказался в вестибюле, переходящем в огромную студию. Пол был заставлен звуковым и осветительным оборудованием, вдоль одной из стен громоздились колонки.
– Ну, у вас тут и аппаратуры, – сказал я.
– Здесь половина флойдовской системы, плюс кое-что мы сами добавили, – ответил Сет. – У «Флойдов» сама большая концертная система в мире, знаешь ли.
Точно так же, как они были «из Британии», они работали «на Флойдов». Только непосвященные говорили «Пинк Флойд». Даже с моими ограниченными навыками общения я очень быстро это понял. Я понятия не имел, что у «Флойдов» самая большая система, но кивнул с видом знатока.
– Ну, так где ваши усилители? – спросил я. Мне не терпелось проявить себя.
Сет провел меня в подсобное помещение с окнами в потолке и длинной скамьей вдоль стены. У другой стены высилась груда усилителей – не меньше полусотни. Шириной эта гора была футов десять, а высотой больше моего роста.
– Что, и все они сломаны?!
Не может этого быть. Я ожидал, что их тут будет пара штук, но никак не целый вагон.
– Ну да, – сказал Сет. – Развлекайся.
И с этими словами ушел к себе в студию.
Мне понадобилось три дня, несколько походов в магазин запчастей и две срочных доставки из компании “Phase Linear”, но я починил все усилители кроме двух. А те два разобрал на детали. Когда я все закончил, мы перетащили усилители в студию и стали подключать их по очереди. Сет выкручивал мощность на максимум и ставил записи Judas Priest и Roxy Music, которые сделал во время предыдущих гастролей.
Все пятьдесят два усилителя прошли испытание.
– С ума сойти, – подытожил Мик.
Меня переполняла гордость. Я впервые выполнял работу таких масштабов и с такой скоростью. Но на этом дело не закончилось. У них была целая свалка нерабочего оборудования. А еще у них были идеи.
– Сейчас мы используем трехканальную систему, а нам хотелось бы пятиканальную. Ни у кого такой нет на концертах. Как думаешь, сможешь сделать пятиканальный кроссовер?
– Конечно, – сказал я уверенным тоном. И поехал домой обдумывать эту идею.
Я поделился своим планом с Мишкой.
– Что такое пятиканальный кроссовер? – спросила она.
– Он разделяет звук на пять полос. Нижние басы, звук от бас-гитар, идут на самые большие динамики. Верхние басы – нижний диапазон обычных гитар и клавишных – на динамики чуть меньше. Потом отдельно идут нижние средние, в основном, это голос. Потом верхние средние – саксофоны и прочие духовые. И, наконец, самые верхи, хай-хэты и другие тарелки, идут на специальные высокочастотные динамики.
– Ясно, – сказала она. Я не был уверен, действительно она поняла или просто поддакивала мне.
Я разработал конструкцию, а Мишка изготовила платы. Кислоту для протравки схем мы налили в пластиковый поддон, который поставили в кухонную раковину, а собирали все прямо на обеденном столе. Удивительно, но у нас все получилось. Я погрузил готовое устройство в машину и отправился в Нью-Джерси. По пути я вдруг задумался о том, какой долгий путь мы прошли – всего несколько лет назад мы чинили допотопные проигрыватели для лингафонного кабинета в школе.
Когда я подъехал к концертному залу в Нью-Джерси, Сет меня уже ждал.
– Опаздываешь. Где тебя черти носят? – сказал он. – Надеюсь, твоя штуковина работает. Замены у нас нет.
Он явно нервничал. Я понял, что репетиции не будет. Мы просто все подключим и начнем концерт. «А вдруг не заработает?» Меня мучило напряжение и тревога. Я напомнил себе, что за пять минут до погрузки в машину все работало, как надо – я проверял.
Мы подключили систему, и первым, что я услышал, был саксофон в песне “Baker Street” Джерри Рафферти.
– Вот это звук, – поразился Сет. – Как чисто, а? Ты только послушай.
Я никогда не слышал ничего подобного. Действительно звук был чистейший. Я и сам был поражен.
Тем вечером я смотрел, как Meat Loaf выступает перед битком набитым залом. В середине концерта ко мне подошел его менеджер и сказал:
– Классный звук вы сегодня поставили, парни. Красота!
Я улыбнулся. Идея с пятиканальной системой сработала на ура.
С тех пор «Бритро» постоянно подкидывало мне работу. Казалось, их аудиосистемы были просто повсюду. Каждый раз, как я приезжал в Лонг-Айленд-Сити, они занимались чьи-нибудь гастролями – и всякий раз использовали аппаратуру, которую я конструировал, ремонтировал, собирал или каким-то образом улучшал. Исполнители были самые разные – Фиби Сноу, “Judas Priest”, “Talking Heads”, “Blondie”.
А я был звукоинженером.
К лету 1978 года «Бритро» могли обеспечить аппаратурой несколько туров одновременно. Тем августом они позвонили мне насчет системы, которую мы собрали для группы под названием “April Wine”. Похоже, у них возникли проблемы с басами – они сожгли штук тридцать низкочастотных динамиков. Меня попросили съездить на место гастролей и разобраться, в чем дело.
– Ладно, но я возьму с собой свою девушку. Я обещал, что проведу выходные с ней.
– Бери, – сказал Сет. – Завтра мы за вами заедем.
Я позвонил Мишке и сказал:
– Собирайся, завтра мы поедем в тур с группой “April Wine”.
– Кто это такие? – спросила она.
– Ну, у них еще есть альбом “First Glance”, – ответил я. Кто-то называл “April Wine” канадскими “Rolling Stones”, но в Штатах они не были известны.
На следующий день к дому подъехал зеленый «универсал», в котором был один из нью-йоркских сотрудников «Бритро» и незнакомый мне британец. Нам с Мишкой едва хватило места, чтобы влезть самим и положить мои инструменты – машина была под завязку набита коробками с аппаратурой. Наконец, мы тронулись с места. За рулем сидел британец Найджел – оказалось, что он тот еще лихач. Когда мы выехали на трассу I-91, он обернулся ко мне и сказал:
– Я учился в школе для водителей «роллс-ройсов». Там меня научили, как надо водить. И вообще, мы чертовски спешим. Нас ждут к завтрашнему концерту.
Когда Массачусетс остался позади, стрелка спидометра ушла далеко за сотню. На такой скорости каждый изгиб дороги казался крутым поворотом. До границы мы добрались в рекордно короткое время. Когда мы подъехали к посту, таможенник заглянул внутрь машины. Она была заполнена коробками с надписью «Пинк Флойд – Лондон».
– Никак «Пинк Флойд» с собой везете, а? – спросил он.
– Ага, засушили и упаковали, – ответил Найджел.
Удивительно, но таможенник расхохотался и пропустил нас. Мы остановились поужинать в маленьком французском ресторанчике на окраине Монреаля, и это был один из лучших ужинов в моей жизни. Британец передал руль товарищу, и мы поехали дальше, уже в ночной темноте. Было часа три ночи, когда мы догнали гастрольные трейлеры April Wine. Группа ездила по восточной части Канады и играла на хоккейных стадионах – только они и могли вместить всю толпу зрителей. Найджел минут десять барабанил кулаком в дверь, прежде чем нас впустили.
Мы с Мишкой выбрались из машины, стряхивая с себя остатки сна, и принялись за дело. К рассвету мы поменяли половину сгоревших колонок – для концерта этого хватит. А потом отправились досыпать в мотель.
Всю следующую неделю мы колесили по Канаде и чинили в пути аппаратуру. Найджел сгонял на своей машине в город и привез еще партию колонок и запчастей, чтобы мы могли завершить работу. К 12 августа, за день до моего дня рождения, мы достигли восточного берега Канады – залива Фанди – и тем же вечером отправились на пароме в город Сент-Джонс на острове Ньюфаундленд. Путешествие заняло всю ночь. Мишка и я встретили мой двадцать первый день рождения на верхней палубе парома, устроившись за дымовой трубой. Меня ждала ответственная работа, корабль мягко покачивался, светили звезды, дул соленый ветер – все это казалось сказкой.
Я не мог представить себе лучшей жизни. Я даже почти забыл о своей полоумной семейке, оставшейся дома. Мне хотелось путешествовать так всю жизнь.

@темы: переводы, look me in the eye, СА

---

Оставлю это тут. Просто "чтобы вот")

@темы: музыка

---

Исполнительная функция: стратегии (часть 2)

Автор: Синтия Ким

5. Архивы

Я одна из тех людей, которые обожают все хранить. Мое любимое новогоднее занятие – наводить порядок в своем шкафу с документами. До всеобщей компьютеризации у меня было два архивных шкафа (по четыре ящика в каждом) и огромный, просто громадный несгораемый шкаф, который достался нам, когда мы купили очень старый дом.

Сейчас в моем шкафу всего два ящика, поскольку основная часть информации хранится в электронном виде. Но, будучи консерватором, я по-прежнему распечатываю и сохраняю наиболее важные документы. То, что не относится к текущим делам, отправляется в коробки, помеченные годом и темой. Это может показаться излишним, пока кому-нибудь (например, налоговой службе) не придет в голову затребовать документы давностью в несколько лет.

Буквально пару месяцев назад я получила письмо из налоговой, которое показалось мне бессмысленным. За 15 минут я сумела отыскать документы двухлетней давности, о которых в нем говорилось, и увидеть, что в налоговой допустили ошибку. Я позвонила туда и убедилась в своей правоте, а документы отправились обратно в коробку. Пожалуй, я ощутила некоторое торжество.

Моя «файловая система» проста: подвесные папки, подписанные темами достаточно общими, чтобы мне не пришлось перебирать их десятками, но достаточно конкретными, чтобы каждая папка была не толще полудюйма. Документы туда складываются без какого-то особого порядка. Иногда я использую тонкие бумажные папки для создания подразделов, если есть необходимость.

Моя система меня устраивает, хотя некоторые считают ее недостаточно организованной. Но мне помогает еще и то, что я прекрасно помню, куда я что положила и зачем.

6. Промежуточные и «мнимые» сроки

Если проект состоит из многих этапов или занимает по времени больше дня или двух, я устанавливаю для себя несколько промежуточных сроков. Этот метод был особенно полезен в те четыре года, когда я училась в колледже и одновременно работала на полную ставку. Чтобы выдержать учебную и рабочую нагрузку, я вела отдельный календарь домашних заданий с несколькими промежуточными напоминаниями. Я устанавливала сроки, когда нужно начать работать над заданием, когда переходить к следующему этапу, и когда его нужно сдать.

Часто промежуточные этапы имеют значение лишь для меня. Преподавателям был важен только срок сдачи, их не касалось, что я начинала работать над презентацией за три недели, а полный черновик был готов за неделю до срока. Но для меня эти «мнимые дедлайны» – эффективный способ справляться с большими заданиями.

Тот же метод я применяю и в работе. Я разбиваю многомесячные проекты на части и ставлю цели – например, «20 страниц в неделю» или «одна глава в день». Мне это помогает не только стабильно продвигаться в работе, но и преодолевать сложности с восприятием длительных промежутков времени. У меня гораздо больше мотивации, если я знаю, что у меня есть четкий шестинедельный план для работы над 120-страничным проектом, чем если я буду тянуть его, не имея представления, когда закончу.

7. Поэтапное планирование

Взяться за какое-то дело бывает сложно. Иногда проблема в планировании. Иногда это трудности именно с начинанием действий. Часто причина и в том, и в другом.

Я собиралась сказать, что у меня нет эффективных методов планирования, но потом поняла, что списки и напоминания – это и есть мой способ планирования. Я не умею рассуждать в стиле «надо сесть и составить план», мой мыслительный процесс работает иначе. Я планирую постепенно.

Что это означает? Обычно я начинаю с простого подготовительного шага, чтобы подтолкнуть саму себя в нужном направлении. Иногда я делаю какие-то начальные пометки, но не всегда. Затем оставляю все это «вариться на медленном огне». Когда у меня возникает идея, связанная с проектом, я отмечаю ее и некоторое время обдумываю. Если больше ничего не приходит в голову, оставляю «вариться» дальше. Через несколько таких итераций идея «закипает», и я могу сформулировать окончательный план.

Если объяснение кажется слишком метафорическим, вот конкретный пример:

На прошлой неделе я получила от корректора вычитку своей книги с пометками для финальных исправлений. Если я возьмусь за это дело без подготовки, я могу просто впасть в панику. Это серьезная и важная задача, на которую понадобится много часов. Я отметила для себя, что срок сдачи в начале августа, закрыла письмо и сделала несколько глубоких вдохов.

На следующее утро я сделала подготовительный шаг: распечатала замечания корректора, а файл PDF загрузила в планшет.

Потом я оставила эту задачу «на медленном огне». В течение дня я время от времени обдумывала, как лучше подойти к процессу редактирования. Первым побуждением было отложить это до выходных и сделать все в один заход. Это потребовало бы огромных усилий и могло привести к плачевному результату. Я отметила такой вариант как наихудший и продолжила думать.

Спустя какое-то время, пока я поливала тыквы возле дома и размышляла о вариантах, я поняла, что могла бы редактировать по главе в день. Тогда я успею сделать все в срок, и останется несколько дней про запас. Хотя результат будет небыстрым, он будет более качественным. К тому же, я точно знала, что справиться с одной главой в день мне вполне по силам, а реально ли успеть все за выходные – большой вопрос. Я пошла в дом и записала свой план в Todoist – редактировать по главе в день, начиная с завтрашнего дня.

Опыт показывает, что лучше всего я планирую, когда не тороплю события. Если я сама себя подгоняю, часто я останавливаюсь на первом же варианте, который приходит в голову (обычно это не лучший вариант). В приведенном примере первоначальный план лишил бы меня выходных и оставил совершенно без сил. Окончательный же вариант требовал умеренных усилий и позволял работать над каждой главой не спеша и на свежую голову.

По этому поводу я расскажу еще об одном приеме, который прекрасно помогает мне справляться с серьезными и пугающими делами. Например, с наведением порядка на кухне.

8. Начать с малого

Если у вас проблемы с исполнительной функцией, вам может быть сложно начать большое дело. Я обнаружила, что могу перехитрить себя, мысленно сказав, что сделаю только одну маленькую вещь. Например:

В один из дней я захожу на кухню, чтобы приготовить на завтрак смузи, и обнаруживаю, что раковина заполнена вчерашней грязной посудой, а посудомоечная машина занята чистой. Мысль о том, что нужно убрать чистую посуду, грязную загрузить в машину, а то, что нельзя в машине, помыть вручную, повергает в уныние.

Я стою, размышляя над своей проблемой (стыдно признать, но в 7 утра это действительно кажется непосильной задачей), и тут вспоминаю – мне ведь нужны стаканы для смузи. И я вынимаю их из машины.

Теперь посудомоечная машина открыта, и пока работает блендер, я решаю убрать остальные стаканы в шкафчик, освободив верхнюю решетку. «Полдела сделано. Какое облегчение.» И все это за 60 секунд, которые я иначе простояла бы без дела, глядя на работающий блендер.

Вдохновившись прогрессом, я освобождаю нижний ряд посудомойки, пока блендер работает в режиме самоочистки. Еще 60 секунд и – ура! – машина пуста. Теперь задача освободить раковину кажется куда более легкой. Я переношу стаканы и тарелки в посудомойку, оставив только сковороду и некоторые принадлежности. «Раз уж все равно споласкивать блендер, я могу заодно помыть и все остальное», – говорю я себе.

Задача решена.

В итоге на все это ушло меньше пяти минут. Меня пугало не время, которое нужно затратить, а количество действий и необходимость их начать. Выполняя по одному шагу за раз, я упростила весь процесс. Маленькое конкретное действие – убрать восемь стаканов – кажется куда более простым, чем неопределенная мысль о том, что надо бы навести здесь порядок.

–––

Этот пост уже слишком разросся, поэтому я остановлюсь. Даже если приемы, которые я использую, не так уж новы и полезны, надеюсь, они послужили иллюстрацией, как можно справляться с проблемами исполнительной функции в повседневной жизни.

Люди часто полагают, что если у меня свой бизнес, то я, должно быть, «очень высокофункциональная» или не такая уж аутичная. Реальность гораздо сложнее. Чтобы компенсировать свои проблемы исполнительной функции, мне пришлось научиться быть чрезвычайно организованной и создавать двойные и тройные меры подстраховки в тех местах, где я чаще всего допускаю промахи.

Как следствие, мои приемы направлены на те области, с которыми у меня больше всего проблем: планирование, начало действий, внимание, рабочая память и организация. Возможно, это те области, которые мне оказалось легче всего компенсировать. С проблемами поведенческой гибкости и слежением за собственными действиями мне сложно справиться до сих пор.

@темы: переводы, статьи, СА

---

Исполнительная функция: стратегии

Автор: Синтия Ким

Еще в марте кто-то из читателей попросил меня поделиться, как я справляюсь с проблемами исполнительной функции на работе. И вот только в июне у меня дошли руки написать обещанный пост – удивительная смесь иронии и тех самых проблем ИФ.

Отчасти я так долго не могла начать, потому что не знала, как к этому подойти. Составить список или подробный рассказ? Приводить примеры или нет? Насколько детально вообще нужно все это описывать? Кроме того, были опасения, что все мои методы и приемы совершенно очевидны, и до них додумается любой.

Когда мне было 14 лет, и я хотела стать врачом, кто-то порекомендовал мне книгу «Становление хирурга» Уильяма Нолена. В ней описывался путь автора от студента медицинской школы до хирурга, и я тут же погрузилась в чтение, предвкушая узнать, что же это такое – учиться на врача. Однако, я быстро разочаровалась. На первых же страницах автор преподносил как откровение то, что он научился выполнять несколько дел сразу, а именно – забирать документы, относить образцы на анализ и по пути обедать вместо того, чтобы три раза ходить из своего отделения и обратно.

Я помню, как лежала на кровати и думала: «Как он попал в престижную медицинскую школу при такой сообразительности?» Для меня казалось совершенно элементарным, что если тебе нужно сделать три вещи, то лучше всего их сделать с минимальными затратами на перемещение.

Есть вероятность, что для кого-то мои методы окажутся столь же очевидны, но все же предлагаю вам некоторые стратегии, которые я использую в работе и повседневной жизни.

1. Списки дел, приложения, напоминания

Самое важное правило: все записывать – либо на бумаге, либо в приложении-органайзере.

Списки дел: в качестве ежедневника я использую приложение Todoist. Туда я записываю дела, которые нужно сделать в определенный день, но без особой привязки ко времени. Также я использую его для регулярно повторяющихся задач – например, постирать белье или дать собаке лекарство. К счастью, чем больше дел в списке, тем больше галочек я смогу поставить, когда их выполню. А кому не приятно поставить галочку напротив завершенного дела?

Календарь: для назначенных встреч, визитов к врачу и т. д. я использую Google-календарь с отправкой уведомлений на мой телефон и почту. Для особо важных задач (важный звонок, регистрация на самолет) я дополнительно ставлю будильник на телефоне, потому что если слишком увлекусь работой, то могу пропустить уведомление. Будильник гораздо труднее игнорировать.

Прочие списки: я всегда держу список покупок на холодильнике. Как только я замечаю, что какой-то продукт заканчивается, то сразу его записываю. Если составлять список перед самым походом в магазин, я непременно забуду половину. Также я использую списки, когда готовлюсь к поездкам, мероприятиям и т. д. Удивительно, но это очень успокаивает.

Другие полезные средства: Раньше, особенно в «доцифровую» эпоху, я использовала и другие приспособления. Например:

• бумажные календари (настенные, настольные)
• белую доску со стирающимися маркерами
• липкие заметки
• доску с магнитами, чтобы группировать заметки и напоминания
• наглядное расписание

На самом деле, я использую очень много зрительных напоминаний. Их я выделю отдельным пунктом.

2. Зрительные напоминания

Зрительные напоминания – моя страховка. К примеру, я всегда держу бутылочку с мультивитаминами на кухонном столе, потому что еще не привыкла к новому распорядку дня (подробнее об этом ниже). В какой-то момент я захожу на кухню, вижу бутылочку, и в голове возникает мысль: «А приняла ли я витамины?»

В работе я также использую очень много визуальных напоминаний. Например, вот что находится у меня на столе прямо сейчас:

• большой блокнот с заметками по проекту, над которым нужно работать ежедневно
• распечатанное письмо, насчет которого нужно кое-что сделать позже этим днем
• черновик данного поста, чтобы я не забыла им заняться
• стопка листков под стаканом с ручками, чтобы быстро что-нибудь записать
• анонимные ответы на мои анкеты с сайта Survey Monkey – ежедневное напоминание проверять наличие новых
• рекламная рассылка от банка – чтобы зайти в свой аккаунт и проверить подключение функции, которое я просила
• список материалов для антологии, над которой мне нужно начать работать (и никак не могу себя заставить, потому что сроки еще далеко)
• распечатанные замечания корректора по моей книге, над которой я работаю каждый вечер
• стопка с результатами тестов и прикрепленным телефоном невролога – напоминание позвонить (брр!) и записаться на прием
• папка с медицинскими документами для собаки, которые нужно взять с собой при следующем походе к ветеринару

Напечатать все это было непросто, но вид всех этих вещей на столе меня успокаивает. Думаю, зрительные напоминания лучше помогают мне разбираться с делами, чем обычные списки.

3. Распорядок

У моей системы есть слабое место – я могу часами забывать о том, чтобы, собственно, заглянуть в список дел. Чтобы решить эту проблему, я настроила отправку ежедневного уведомления Todoist мне на почту. Я использую это как напоминание, чтобы каждое утро открывать список дел во вкладке браузера. Открытая вкладка сама по себе напоминает мне время от времени проглядывать список.

Весь мой день строится на вот таких небольших, но важных правилах. Если я меняю эти правила, я часто забываю задачи, с ними связанные. Например, недавно я решила принимать мультивитамины не утром, а в обед, потому что на завтрак теперь пью смузи, а сочетание «витамины + смузи» чревато расстройством желудка. Прошел уже почти месяц, но я до сих пор не привыкла к новому режиму. Как минимум, пару раз в неделю я замечаю бутылочку на столе и вспоминаю, что уже вечер, а витамины я так и не приняла. Зрительные напоминания помогают.

В целом же, чтобы я не забыла о каком-то действии, мне необходимо сделать его частью строгого распорядка. Для этого я выстраиваю схемы вокруг повторяющихся дел.

4. Для всего есть система

Если я выполняю повторяющуюся задачу согласно четкой схеме, я с гораздо меньшей вероятностью допущу серьезную ошибку. У меня для всего есть схема – недельная, месячная, квартальная, годовая – от оплаты счетов до заполнения налоговых форм. Такая система гарантирует, что одна и та же задача будет каждый раз выполняться одинаково – то есть, правильно.

Схема может быть очень простой – «оплатить счет, ввести сумму в программу учета, убрать квитанцию в папку». Или она может быть сложной – как ежедневная бухгалтерия компании. Независимо от масштаба, принцип один и тот же – это процесс, который можно повторять многократно, соблюдая последовательность определенных шагов. Это обеспечивает стабильность и избавляет от необходимости каждый раз «изобретать велосипед» при выполнении одного и того же дела.

Для нечастых дел или в случае каких-либо изменений я записываю требуемые шаги вместе с необходимой информацией (номера счетов, логины и т. д.) Со временем большинство схем я заучиваю настолько, что выполняю их почти на автомате, но поначалу письменные «шпаргалки» очень помогают.

(продолжение следует)

@темы: переводы, статьи, СА

---

Мысли на эту тему зрели уже давно, но дозрели вот сейчас, после прохождения Dragon age II и попытки посмотреть "Игру престолов".

Удручает меня в современных книгах, фильмах, играх обилие "чернухи" и желание шокировать аудиторию. Сценами, не несущими ни смысла, ни идеи - лишь бы посильнее воздействовать на психику. Такое ощущение, что авторы исчерпали иные средства и не знают, чем бы еще пронять зрителя. В свою очередь, зритель "подсаживается" на сильные ощущения, и действительно обычные средства на него уже не действуют, нужны все более и более сильные. Практически как всякие красители-подсластители отбивают вкус к натуральной пище.

Еще хуже, когда это преподносится под видом "реалистичности" и "жизненности". Как по мне, нет в этом ни капли жизненности, потому что подобное не может и не должно быть нормой. Наоборот, ощущается во всем этом какая-то гипертрофированность.

Еще одна проблема (пожалуй, косвенно связанная с предыдущей) - размытость моральных границ. Дело даже не в том, что неясно, кто хороший, кто плохой, а в том, что хороших как бы и нет вовсе. В том же Драгон Эйдже идет выбор даже не "из двух зол меньшее", а "из двух зол непонятно какое".

При этом не скажу ведь, что сами-то произведения полностью плохи. Драгон Эйдж я прошла с большим удовольствием, не считая отдельных моментов. "Игра престолов" - очень качественно снятый сериал с хорошими актерами. Хотя я убедилась в том, что смотреть его не могу.

Но вот эти тенденции удручают.

---

Иоганн Пахельбель (1653 - 1706), Чакона фа-минор. Изначально произведение написано для органа, но оркестровая версия меня покорила.

@темы: музыка

---

Исполнительная функция (часть 4)

Автор: Синтия Ким

Это четвертая (заключительная) часть цикла. В ней я расскажу о последнем элементе группы регуляции – поведенческой гибкости, а затем изложу свои мысли о некоторых моделях исполнительной функции и о том, как взаимосвязаны все ее части.

Поведенческая гибкость

Поведенческая гибкость отвечает за нашу способность меняться и реагировать на внешние перемены. Менять свое мнение. Пересматривать свои взгляды. Справляться с новыми обстоятельствами. Понимать, почему перемены происходят.

В более строгом смысле, это способность перестраивать мышление или переключать внимание в ответ на изменения ситуации или окружающей обстановки (к примеру, когда появляются новые правила, новая информация, новые требования или цели). Если вы когда-нибудь задумывались, почему аутисты так часто склонны к жесткому распорядку и ригидному мышлению – именно поэтому. Перемены требуют гибкости, которой нам не достает. Это не всегда означает, что мы не хотим делать что-то по-другому. Но из-за проблем исполнительной функции нам сложнее адаптироваться к переменам и формировать новые модели поведения.

Как я уже писала, исполнительная функция работает с разной эффективностью в разное время. Поэтому в один день нас не тревожит, что автобус опоздал на пять минут или наша любимая рубашка в стирке, а в другой – малейшее нарушение распорядка равносильно катастрофе. То, что выглядит иррациональным поведением – на самом деле, результат неспособности префронтальной коры мозга справиться с переменами.

От поведенческой гибкости также зависит умение оценивать ситуацию с разных сторон – например, учитывать противоположные точки зрения или разные характеристики предмета. Если подумать, разница между недостатком эмпатии и нарушенной поведенческой гибкостью не так велика. Неспособность видеть точку зрения другого человека – это тоже неспособность взглянуть на ситуацию с разных сторон.

Наконец, к поведенческой гибкости относится умение переключаться между задачами, хотя иногда это считают отдельным компонентом ИФ. Проблемы с переключением – это то, почему нам так трудно перестать играть в «Варкрафт» и идти заниматься обедом. Или снова взяться за дело, когда нас прервали. Поэтому же так часто говорится, что аутичные люди хорошо справляются с однообразной монотонной работой. Дело в том, что мы плохо умеем останавливаться.

Взаимосвязи

Если разобрать исполнительную функцию на составные части, становится очевидно, как тесно они переплетены между собой. Также это во многом помогает понять, как работает аутичный мозг. То, что мы врезаемся в мебель на ходу, плохо переносим перемены или не можем сосредоточиться в шумной обстановке, внезапно обретает причину – дело в нарушенной исполнительной функции.

Зная это, искать решения и проще, и сложнее – по крайней мере, лично мне. Проще, потому что когда я вижу корни проблемы, мне легче найти выход. Сложнее, потому что эти тесные взаимосвязи означают, что я не могу просто «взять и научиться» планировать или сильнее концентрировать внимание. Исполнительная функция – очень сложная сеть. Нельзя залатать наиболее очевидные «прорехи» и надеяться, что все сразу исправится. Иногда мы исправляем проблемы в одной сфере, а они вылезают в другой. Но если понять, как компоненты ИФ взаимодействуют между собой, становится яснее, почему так происходит.

В попытке найти альтернативу такому «латанию прорех» я стала стараться вникнуть в саму суть исполнительной функции. Что такое ИФ на самом деле? Аналогии с командным центром хороши, чтобы в общих чертах понять, за что она отвечает. Но как она на самом деле работает? Каков ее механизм?

Есть разные модели, описывающие нарушения исполнительной функции. Например, модель «засорившейся воронки». Ее гипотеза состоит в том, что каналы приема информации гораздо шире, чем каналы обработки – как воронка с широкими краями и узким горлом – что приводит к задержке информации и мешает ее обрабатывать. Это довольно примитивная аналогия, которая не учитывает, что обработка как раз происходит, и «внутрь», на самом деле, попадает очень много информации. Только не всегда той, которая нужна. Если на то пошло, более точной метафорой был бы извилистый лабиринт для хомяка. По крайней мере, нечто похожее происходит в моем мозгу, когда дело касается фильтрации информации.

Иногда исполнительная функция описывается как совокупность процессов, соединяющих прошлый опыт с настоящим действием. Это интересная формулировка, но она также кажется неполной. Нарушения ИФ действительно часто выглядят как неумение обобщать и делать выводы. Когда мы совершаем ошибку (признак того, что ИФ дала сбой), зачастую это не принципиально новая ошибка, а вариация на тему предыдущих.

Поскольку мне сложно обобщать ситуации, я не могу предвидеть собственные промахи, полагаясь на прошлый опыт. Вместо общих принципов я руководствуюсь набором конкретных правил. Из-за этого может показаться, что проблемы моей исполнительной функции – в неспособности предсказать результат на основе предыдущего опыта. Но не все так просто.

Предыдущий опыт не связан напрямую с избирательным вниманием или фильтрацией сенсорной информации. Он не касается проблем рабочей памяти или начинания действий. Можно утверждать, что способность учитывать негативные последствия несделанных дел – это и есть, в каком-то смысле, соотнесение прошлого и настоящего – если вы сталкивались с такими последствиями в прошлом. Но, думаю, только люди, не знакомые с нарушениями ИФ, могут посчитать, что в этом и есть корень проблемы.

Все то время, что я собирала материал и писала эти статьи, я старалась найти какую-либо связующую нить, которая соединила бы все аспекты исполнительной функции. Ближайшее, что мне приходит в голову – это осознавание. Раз за разом я совершаю что-то, ведущее к не самому желательному результату, а потом думаю: «Как я не могла это предвидеть?» В этом для меня вся суть нарушенной исполнительной функции.

Мое осознание окружающего мира и самой себя временами словно притупляется, и в результате почти всегда исполнительная функция дает сбой. Мне сложно отфильтровывать всю массу внешней и внутренней информации, чтобы верно расставить приоритеты и выделить самое важное. Когда это удается, мне сразу становится понятно, что нужно сделать, а чего избежать. Но вовремя выделить эту необходимую информацию и сконцентрировать на ней свое внимание – в этом и кроется корень моих проблем с исполнительной функцией.

@темы: переводы, статьи, СА

---

Увидела у  Али



Слушаю сейчас на ютубе их песни и понимаю, что не заслуженно обходила вниманием эту группу (хотя знала о ней давно).

@темы: музыка